Шпион среди друзей. Великое предательство Кима Филби

Речь шла о полуправде, такой удобоваримой версии: а именно, со слов Эллиотта, мол, во время войны, что еще как-то можно понять, Ким дал слабину в отношении нашего милого русского союзника и время от времени подбрасывал ему кое-какую информацию; если же Филби решится облегчить душу и все расскажет, мы вздохнем спокойно, а он продолжит заниматься тем, что у него лучше всего получается: играть с русскими в свою игру.

Увы, расследование Макинтайра неопровержимо доказывает, что не было никакой игры в кошки-мышки; когда подозрения начали сгущаться, закадычные друзья, вместо того чтобы столкнуться лбами, пошли дальше плечом к плечу. Сколько загульных вечеринок провели они вместе! В те дни в МИ-6 алкоголь был настолько важной частью культуры, что непьющий выглядел бы подрывником, если не хуже.

Что до утверждений, будто все эти годы он нащупывал бреши в броне своего друга… Пожалуй, Эллиотт в это верил — и, само собой, делал все, чтобы ему поверил я, — ибо в том мире, где они так долго прожили вместе, человек, не верящий в «легенду», считается с оперативной точки зрения человеком конченым.

«Обаяшка, любивший ошарашить. Я знал Филби как облупленного и, конечно, всю семью. Они были мне очень дороги. Никто не умел так возмущаться. Я его допрашивал, а он все это время налегал на скотч, так что под конец мне приходилось буквально впихивать его в такси и отправлять домой. Давал водителю пять фунтов, чтобы тот отволок его наверх. Однажды привез его на вечеринку. Он там всех очаровал и вдруг заговорил о сиськах хозяйки дома. Мол, ни у кого в конторе нет такой груди. Совершенно непристойная шутка. Нашел где обсуждать хозяйские сиськи. Но такой уж он был. Любил оконфузить. Я знал его отца. Он у меня ужинал в Бейруте, а ночью помер. Занятный тип. Все болтал про свои отношения с Ибн-Саудом. Элеанор, третья жена Филби, его обожала. Старик флиртанул с чьей-то супругой и ушел. A через несколько часов его не стало. Его последние слова были: „Господи, как скучно“».

Я заметил, что в отсутствие жены Эллиотт называл Филби исключительно по фамилии. Только при ней он становился Кимом.

«Мои допросы Филби имели предысторию. Тот, что в Бейруте, всего лишь завершающий. У нас были два источника. Один — хороший перебежчик. Второй — так сказать, образ матери. О ней мне рассказал наш психиатр. Он лечил Эйлин, вторую жену Филби. И вот он мне звонит и говорит: „Она освободила меня от клятвы Гиппократа. Нам надо поговорить“. Мы увиделись, и он мне сообщил, что Филби гомосексуалист. Да, он волочился за женщинами, и, как говорила Эйлин, которую я хорошо знал, он любил секс и был неплох в постели, но все это не важно. Он оставался гомосексуалистом, это был синдром, и психиатр, не имея никаких доказательств, был также уверен в том, что он человек с двойным дном. Работает на русских или еще что-то такое. Точно сказать не мог, но был уверен. Это он мне посоветовал искать образ матери. Так и сказал: где-то должен отыскаться образ матери. Вот ею и оказалась Соломон. [Флора Соломон познакомила Филби с Эйлин в 1939 году.] Еврейка. Она работала в „Марксе и Спенсере“, что-то там закупала. Она разозлилась на Филби из-за еврейских дел. Филби тогда работал на полковника Тига, нашего шефа разведки в Иерусалиме, а Тиг был антисемитом, вот она и завелась. Короче, она нам кое-что про него порассказала. К тому времени этим занималась Пятерка (МИ-5), я им и сообщил: отработайте образ матери, эту Соломон. Но они не послушали, бюрократы до мозга костей».

«По поводу Филби все отшучивались. Синклер и Мензис [бывшие шефы МИ-6] не желали слышать никакого компромата на него».

«И вот приходит шифровка о том, что у нас появились доказательства, тогда я посылаю ответную шифровку Уайту: я должен лететь, чтобы его разоблачить. Это слишком долго тянулось, я должен был все из него вытянуть — ради семьи. Что я чувствовал? Вообще-то я не склонен к эмоциям, но я был привязан к его женщинам и детям, и мне всегда казалось, что Филби и сам хотел бы облегчить душу, чтобы успокоиться и наслаждаться крикетом, который он так любил. Он знал все про ставки, от и до. Он был готов рассуждать о крикете до третьих петухов. Короче, Дик Уайт дал мне добро. Поезжай. Я прилетел в Бейрут, мы встретились, и я ему сказал: если ты человек умный, каковым я тебя считаю, то хотя бы ради семьи ты выложишь все как на духу, потому что игра окончена. Прижать его в суде мы бы все равно не смогли, он бы все отрицал. Между нами, сделка была проще некуда. Он должен был облегчить душу, тем более что ему самому, по-моему, этого хотелось, если он меня не обманул, но он должен был рассказать нам всё касательно нанесенного ущерба. Это было главное условие. Без купюр. О чем, например, могли спрашивать его в КГБ: „На кого из сотрудников вашей конторы, потенциально готовых работать с нами, мы можем выходить напрямую, без вас?“ Он мог назвать конкретных людей. Нам это надо было знать. И что еще он им передавал. На этом мы стояли твердо».

Далее в моих записях следует прямой диалог: