Я в подробностях рассказал Елене историю каштанового ореха и передал ей две половинки цифры восемь с надписью «Германия была, есть и будет лучшим другом СССР». У Лены, кажется, почти мгновенно созрел план, и она уехала готовить проведение операции.
Неожиданно нагрянувший на завод Лобок застал меня мирно беседующим с дядей Жорой и сразу же взял под арест как «враждебный Советскому государству элемент, пытавшийся бежать за границу и выдать особо важную государственную тайну». Так что обо всем, что произошло дальше, я узнал из рассказа Лены.
8
Когда наконец все закончилось и меня выпустили из уютной камеры НКГБ, мы сидели на кухне за столом все в той же замечательной квартире номер восемь дома номер пять по Большой Никитской и пили чай с отцовским медом, который я доставил сюда из своих личных запасов.
Лена, то повышая, то понижая голос, то смеясь, то содрогаясь от омерзения, рассказывала о том, как завершилась операция. Я слушал ее, сгорая от желания сделать с ней такое, о чем мечтал слишком давно.
Лена как будто не замечала моего состояния. Она была увлечена медом, чаем и своим рассказом.
«Когда я зашла в его кабинет в административном корпусе вашего завода, Лобок схватился за пистолет. Однако в следующую секунду на его лице отразились смешанные чувства, он замешкался.
В приталенном стального цвета немецком жакете, серой австрийской юбке, туго обтягивавшей бедра, и тончайших белых американских нейлоновых чулках я выглядела, очевидно, великолепно. Шикарная светлая чешская блуза с черным итальянским атласным бантом на шее дополняли впечатляющий портрет.
Как девушка, я, конечно, не представлялась ему врагом. Однако я была военным пилотом государства, вступившего в войну с Советским Союзом.
Замешательство Лобка мгновенно испарилось, когда я положила перед ним на стол известную тебе, Валера, половинку бронзовой пластинки в виде слегка сточенной по краям русской буквы С.
Видно было, что мысль, как самолетный двигатель на испытаниях в лаборатории твоей Верочки, взревела в его черепке и заработала на полную мощь. Он отождествил меня с тем самым курьером, который должен был сообщить о начале операции.
Кусочек пластинки и слова „…лучшим другом СССР“, как мы с тобой, Валера, вычислили, в самом деле означал условный код — сигнал к началу государственного переворота.
Лобок даже не предложил мне сесть, как я теперь понимаю, вполне умышленно. Он подскочил вплотную, подался ко мне всем своим жарким круглым плотным и поразительно мягким, как сырое тесто, телом.
Полковник вел себя так нагло, что жар и мягкость его тела мне волей-неволей пришлось ощутить сквозь жакет, юбку и чулки.
— Почему мне не сообщили о развлекательной программе для детей? Я жду три дня!
— Мне очень жаль, но началась бомбардировка аэродрома, на котором происходила наша встреча, и он погиб под бомбами. Я сама чудом уцелела, получив легкую контузию.
Лобок пристально посмотрел в мое бледное лицо. Правда, в его взгляде я уловила отнюдь не сочувствие, как можно было ожидать, а один лишь тлеющий, как угли в забытом костре, похотливый мужской интерес.
— Говорят, вас прозвали Королевой люфтваффе?
— Мы можем убедиться с вами, какая я Королева, в более подходящей обстановке, и нейлоновые чулки мне в подарок не нужны. Они на мне и готовы к испытанию.
Лобок вскинул густые брови и несколько удивленно хохотнул по поводу моей осведомленности, затем вдруг мгновенно взмок от возбуждения и облизнул пересохшие губы. Удивительно, как мгновенно его охватывала похоть.
Похоже, он наливался мигом. Так сосуд мгновенно наполняется раскаленным свинцом.
Мне сделалось не по себе. Я пожалела, что надела вызывающий наряд. Надо было посетить Лобка в летной робе, той самой, в которой я прилетела на аэродром Кубинки.
Лобок нетерпеливо навалился на меня. Я уперлась ягодицами в край стола. Он наседал, мастерски пробуя мое тело на предмет воспламенения.
— Мы могли бы начать прямо сейчас. В цехах завода экстренное собрание. Все сейчас там. Так что нам никто не помешает.
— Конечно, если бы война сразу победоносно закончилась от наших с вами художеств на этом столе, то да, прямо сейчас. В Берлине, между прочим, ждут официальное заявление о причине срыва развлекательной программы.
— Спокойно, никакого срыва, все идет по плану. Заявление будет. Я немедленно организую вашу встречу. Без проблем!
— Очень хорошо! В таком случае все недоразумения будут разрешены без пролития крови. Дети снова обретут возможность побывать на концертах.
— Да, но есть проблема. Я не могу предоставить вам подтверждение.
— Каштановые игрушки для детей?
— Ага!
— В таком случае есть запасной вариант. Вы позвоните по телефону и подтвердите их наличие. Жаль, если детская развлекательная программа все-таки сорвется. Быть может, именно сейчас происходит нечто, чего мы не знаем.
Лобок уважительно кивнул. Я поддерживала в разговоре его ахинею на всякий случай. Вдруг кабинет Лобка прослушивают?