Шпион в Хогвартсе: отрочество (СИ)

— Ты меня за кого держишь, волчонок?

Люпин, на которого зарычал с другой стороны собственный товарищ, поджал хвост. До окончания расчетного времени оставалось минут десять.

Тут из старого кресла, повернутого к камину, раздался знакомый до боли голос:

—  Пыль на потайных полках протрите, друзья мои…

Кресло повернулось, воздух над ним чуть дрогнул…

— Обливиэйт!!! — рявкнули пять глоток во всю силушку одновременно, и заговорщики, ныне преступные элементы, подскочили, чтобы получше выцелить опасность. Никто не промахнулся.

Да, на такую слаженность, а главное, мощность директор не рассчитывал. Эшу хотел насладиться эффектом, потом — извинениями, потом — выставить каждому из посмевших нарушить его границы славный такой счет. Он еще не понял, что уважение к директору у присутствующих превратилось в банальный страх. А испуганные маги — это… весьма серьезно. Тем более, что местная магия во многом завязана на эмоции. Жаль, что он раньше не дал себе труда разобраться в оттенках человеческих чувств, зря… Надо было послушать своего носителя. А теперь голубые глаза за стеклами очков расфокусировались и начали смотреть в разные стороны.

Оставшиеся на полу книги были распиханы куда попало в мгновение ока, после чего странный светло-серый зверек молнией заметался между исчезающими на глазах профессорами и учениками и выскочил в ближайшее окно.

Один глаз директора так же судорожно метался за невиданным зверьком, другой смотрел, как мадам библиотекарь сдергивает с головы его любимца какую-то шапочку, поворачивается, кровожадно смотрит на него самого… и лепит прямо в лоб еще один мощнейший Обливиэйт. Он-то оказался совершенно лишним для душевного здоровья директора и его альтер эго.

«Башня… крыша… Мерлин, помоги! И ведь всех с собой забрал!» — Ирма схватилась за сердце, потом сообразила, что сахарный поссум все-таки летяга, так что шансы есть. Это удержало ее от того, чтобы по-маггловски врезать промеж голубых глазок, но она от всей широты души жахнула директора Обливиэйтом и, используя эльфийскую побежку, через пару минут оказалась на улице, не заметив ненароком сметенную ею с лестницы чинную компанию третьекурсников-барсучат.

Дамблдор медленно помотал головой. Он совершенно точно понимал, что кто-то был в его кабинете, и даже не один, но вспомнить никого не мог. Надо поймать, — сделал моментальный вывод Эшу и бросился за ушедшей… все-таки это была женщина… ой, как она летит! Какие движения! Она ему, кажется, нравится! О, прекрасная, я сейчас…

Пуффендуйцы, поднимая друг дружку второй раз, поняли, что сегодня эта лестница им явно не подходит, пожали плечами, потерли ушибленные места и отправились назад, решив поужинать у себя, благо, кухня-то рядом.

Дамблдор тяжело дышал и моргал в растерянности. Сердце колотилось о ребра, как сумасшедшее. Что он только что творил? Дивное видение исчезло, словно его не было, а странный иррациональный восторг остался. Как?.. Что?.. Зачем он так бежал за этой женщиной? Ему же хорошо за сотню! Эшу впервые был глубоко недоволен старым телом: оно совершенно не умело правильно бегать.

В это время Ирма Принц, наплевав, что туфли в январе слегка не по сезону и «эльфийский поиск» получался у нее через раз, вбухала в него кучу сил и теперь летела за угол замка к небольшому серому пятну. Она подобрала дрожащего от холода или, скорее, от ужаса зверька и так же по-эльфийски понеслась к себе, сделав попутно небольшой красивый смерч из сиреневой в золотые звезды мантии и еще не отдышавшегося директора.

А, вот, летит обратно. Как она прекрасно движется, раздвигая потоки воз…

Эшу раскрыл ей братские объятия, забыв о том, как утром тщательно драпировал ткань мантии на рукавах, но Прекрасная пронеслась мимо, и его закрутило, словно листок на ветру. Мантия-то его и спеленала. Пошевелить он мог только одним пальцем, даже крикнуть мешал толстый слой ткани, замотавший часть головы. Он попытался сдвинуться, упал, больно стукнувшись лбом, и лежал на полу, чувствуя себя брошенным и никому не нужным. И даже почти замерз. А ведь всего-то — пошутить хотел, посмеяться… Сознание то уплывало, то появлялось, и вообще с ним творилось что-то странное.

Его подняла и с трудом распутала какая-то добрая черноволосая женщина, чем-то неуловимо напомнившая ему первую учительницу… Она подняла его с пола и медленно повела обратно, откуда он прибежал. А… кстати, откуда? Он был безумно благодарен ей за то, что ни о чем его не спрашивала, а, наоборот, рассказывала ему какую-то дивную, кажется, сказку… Ему хотелось засунуть палец себе в рот, но что-то мешало… Борода? Откуда, он же еще… Он что, старый?

Когда они подошли к лестнице с горгульей, его губы автоматически что-то пробормотали, и они вошли в кабинет, показавшийся ему знакомым и весьма приятным. Эйлин, так назвалась эта женщина, уложила его на диван и прикрыла пледом, который обнаружила тут же. Он глубоко вздохнул: о нем давно так никто не заботился. И едва женщина попробовала отстраниться, тут же крепко схватил ее за руку.