Шпион, вернувшийся с холода. Война в Зазеркалье. В одном немецком городке

— Билет на самолет вам забронирован. Кэрол заказала по телефону из своей квартиры. Пожалуй, мы выдадим вам аванс на расходы. Надо будет переправлять тело, всякое такое. По-моему, денег может уйти немало. Лучше отправьте его самолетом. Вскрытие произведем уже здесь, без огласки.

— Я еще никогда не видел покойника, — сказал Эйвери.

Они стояли на углу, в районе Кеннингтон, и пытались поймать такси; с одной стороны дороги газовый завод, с другой — пустырь: в таком месте можно было простоять весь день.

— Джон, постарайтесь ни с кем не говорить по второму вопросу, о том, что мы хотим кого-то забросить. Никто не должен знать, даже в Департаменте, ни один человек. Я думаю, будем называть его Мотыль. Я о Лейзере. Пусть он будет Мотыль.

— Хорошо.

— Тут дело тонкое; надо правильно выбрать время. Явно кое-кто будет против, и в самом Департаменте, и в других местах.

— А что насчет моей легенды, всякие такие вещи? — спросил Эйвери. — Я не вполне…

Мимо не останавливаясь проехало пустое такси.

— Сукин сын, — рявкнул Леклерк. — Почему не остановился?

— Он, видно, живет здесь рядом. Едет в Вест Энд. Так насчет легенды, — напомнил Эйвери.

— Вы поедете под вашим собственным именем. Не вижу в этом ничего особенного. Можете использовать ваш домашний адрес. Назовитесь издателем. В конце концов, вы были им когда-то. Консул объяснит вам, что и как делать. О чем вы беспокоитесь?

— Ну, просто о деталях.

Выйдя из задумчивости, Леклерк улыбнулся.

— Я скажу вам кое-что о легенде, это вам следует знать. Никогда без надобности ничего не рассказывайте. Никто от вас не ждет, что вы начнете распространяться о себе. Что, в конце концов, вы можете рассказать? Условия все подготовлены, консул получит наш телекс. Покажите паспорт и дальше, как говорится, играйте по слуху.

— Постараюсь, — сказал Эйвери.

— Вы справитесь, — с чувством сказал Леклерк, и они оба неуверенно ухмыльнулись.

— А сколько до города? — спросил Эйвери. — От аэропорта?

— Около трех миль. Он обслуживает главные лыжные курорты. Только Бог знает, что консул делает целыми днями.

— А до Хельсинки?

— Я уже сказал. Сто миль. Или больше.

Эйвери предложил поехать автобусом, но Леклерк не хотел стоять в очереди, и они продолжали ждать на углу. Он снова заговорил о государственных машинах.

— Ужасная нелепость, — сказал он. — В прежнее время у нас был целый автопарк, а теперь только два фургона, и Министерство финансов не разрешает платить водителям сверхурочные. Как в таких условиях я могу управлять Департаментом?

В конце концов они пошли пешком. Адрес Леклерк держал в голове: он считал, что подобные вещи надо запоминать. Эйвери было неловко шагать рядом, потому что ростом он был выше Леклерка, а тот пытался приспособить свой шаг к его. Эйвери старался идти медленнее, но иногда забывал, и тогда Леклерк, приноравливаясь к его шагу, нелепо выбрасывал ноги, подпрыгивая на каждом шагу. Все еще было очень холодно. Временами Эйвери чувствовал к Леклерку глубокую покровительственную любовь. У Леклерка было необъяснимое свойство вызывать чувство вины, будто тот, с кем он общался, не сумел стать для него в должной мере покровителем или другом. Как если бы существовал кто-то в прошлом, но ушел навсегда; может, весь мир или поколение; кто-то выпестовал его, а потом от него отказался; и, хотя иной раз Эйвери ненавидел его за то, что тот манипулировал им, хотя ему претили его отработанные жесты, как претят ребенку выражения родительской любви, в следующий момент он готов был ринуться на его защиту, полный чувства ответственности и глубокой заботы. Оставляя в стороне тонкости их отношений, он был, в сущности, благодарен Леклерку за. то, что тот вынянчил его; и вот так они построили ту сильную любовь, какая бывает только между слабыми людьми; каждый из них стал сценой, на которой другой оценивал свои поступки.

— Было бы неплохо, — вдруг сказал Леклерк, — если бы вы тоже приняли участие во всем этом, когда появится Мотыль.

— С удовольствием.

— Когда вернетесь.

Адрес нашли по карте. Роксбург Гарденс, 34, — сбоку от Кеннингтонского шоссе. Дорога вскоре стала грязнее, дома — гуще населенными. Газовые фонари светили желтыми плоскими кругами, они были как бумажные луны.

— Во время войны нам для штаба дали общежитие.

— Может, опять дадут, — предположил Эйвери.

— С прошлого раза, когда мне пришлось делать то же самое, прошло двадцать лет.

— Вы один тогда пошли? — спросил Эйвери и тут же почувствовал неловкость. Леклерк был очень раним.

— В то время было проще. Мы могли сказать, что они умирали за родину. Мы не должны были сообщать подробности; никто не ждал от нас этого.

«Мы, значит…» — подумал Эйвери. Верно, кто-нибудь из тех парней, одно из тех улыбающихся лиц, что висят на стене.

— Каждый день кто-нибудь из летчиков погибал. Мы делали разведывательные полеты, как вы знаете, ну, и особые операции… Иногда бывает стыдно: не могу даже вспомнить имен. Они были так молоды, некоторые.