Шпионаж во время войны

Письмо, адресованное одному из шпионских агентств в Голландии и перехваченное цензурой, привлекло наше внимание к этой паре. Оно было написано по-немецки и носило подпись Реджинальда Роланда, проживавшего в гостинице Кенсингтон. Осторожная слежка установила, что этот Роланд, зарегистрированный как американец, проживал в гостинице с некоей госпожой Вертгейм, что у него было много денег и что чета эта нанимала лошадей в манеже, совершала длительные прогулки в парке и завтракала в самых шикарных ресторанах. В этом не было ничего подозрительного, кроме разве адреса лица, которому посылались письма в Голландию. Решили поэтому подождать других писем, чтобы не привлечь преждевременно внимание названной пары. Следующее письмо было уже весьма знаменательным. Роланд жаловался на расточительность Лизи Вертгейм. Жизнь в лондонской гостинице вскружила ей голову: она больше не хотела путешествовать без горничной. Мы узнали в то же время из этого письма, что она побывала в Шотландии, в то время как Роланд оставался в Лондоне для составления своих донесений. В Шотландии она повсюду разъезжала в наемном автомобиле и обращалась ко всем с бесконечными вопросами относительно флота. Молодые морские офицеры, с которыми она познакомилась в гостинице, были настолько поражены ее настойчивыми расспросами, что сообщили об этом своему начальству, и Скотланд-ярд уже шел по ее следам, ожидая подходящего момента для ее ареста, что и было выполнено, как только мы прочли вышеупомянутое письмо. Роланд был арестован в свою очередь по приезде Лизи Вертгейм в Лондон, и мне доставили их обоих в Скотланд-ярд. Я допросил сначала Роланда, оставив его сообщницу ждать своей очереди в пустой комнате.

Реджинальд Роланд, как он себя называл, был маленького роста, худой, нервный человек, с умным лицом и руками артиста. Он предъявил свой паспорт, который с первого же взгляда показался мне настолько подозрительным, что я тотчас же отправил его второму секретарю американского посольства г-ну Беллу. Во время допроса Роланда мне доложили о прибытии г-на Белла, и я прервал допрос, чтобы его принять. Он был вне себя: «Этот паспорт, — сказал он, — подлая подделка! Посмотрите на печать. У орла лапы вывернуты, а в хвосте у него недостает пера». Это было справедливо. До сих пор немецкие шпионы, игравшие роль американцев, имели настоящие паспорта, «затерянные» министерством иностранных дел, и в них были заменены только фотографические карточки. Мы положили паспорт Роланда рядом с настоящим американским паспортом, который принес с собой г-н Белл, и я налил несколько капель окиси хлоралгидрата на обе печати: обе они сменили краску, но по-разному. Кроме того, волокна бумаги также отличались друг от друга.

Роланда снова привели в мою канцелярию, и я стал его допрашивать об его паспорте. Он утверждал, что ему выдали его в Вашингтоне и что он не знал ни слова по-немецки. Мне показалось, что мои коллеги меня не одобряли, когда я высказал предположение, что несколько часов одиночества, по всей вероятности, будут иметь чудесное действие на человека с артистическим темпераментом. Прервав допрос, я направил его в одиночную камеру и отдал распоряжение привести ко мне Лизи Вертгейм.

Это была толстуха, одетая в яркий кричащий костюм. Мне стоило много труда заставить ее сесть. Она была вульгарна, груба и нахальна, не переставала кричать, что в качестве британской подданной она имела право путешествовать, где ей угодно. Наконец, когда мой допрос стал более жестким, она сразу встала и начала ходить взад и вперед по комнате, размахивая большим шелковым платком, словно репетируя какое-то танцевальное па. Мне казалось, что вот-вот она начнет распевать. Я призвал ее к порядку, сказав ей строгим тоном, что она находится в очень опасном положении и что будет благоразумнее, если она сядет на место и ответит на мои вопросы, в противном случае я буду вынужден передать ее в руки правосудия. Эти слова несколько успокоили ее, но так как она все же продолжала отвечать мне с большим нахальством, то я отправил ее в тюрьму.

На другое утро в воскресенье я по дороге в Кенненроу, где мне хотелось навестить Роланда, случайно встретил лорда Хершеля, представителя адмиралтейства. Я сказал ему, что иду проведать Роланда и просить подписать опись его имущества, конфискованного полицией. Лорд Хершель пошел вместе со мной. Мы уселись в большой приемной, и я приказал привести Роланда. Он был очень бледен и нервен, и я постарался придать этому свиданию совершенно официальный характер. «Я хотел бы, чтобы вы прочли этот список и посмотрели, верен ли он, прежде чем его подписать». Он взял бумагу дрожащей рукой и схватил перо. Не читая, он подписал список, но руки его так дрожали, что подпись была совершенно неразборчива. Подняв голову, он спросил хриплым голосом:

— Жизнь моя в опасности?

— Вас будут судить.

— Какое же наказание за то, что я сделал? (До сих пор он ни в чем не сознавался.) Может быть, смертная казнь?

— Не знаю, — отвечал я, — ведь вас еще не судили.