Шпионка. Почему я отказалась убить Фиделя Кастро, связалась с мафией и скрывалась от ЦРУ

Дэвид Уолтерс, его адвокат, даже несмотря на свои связи в ЦРУ, не мог найти способ задержать экстрадицию, и эта ситуация приводила Маркоса в отчаяние. Мы с Моникой виделись с ним все реже, пока наконец в декабре 1962-го его не поместили в тюрьму в графстве Дейд, откуда он каждый вечер звонил мне, подкупая охрану. Каждый разговор обходился ему в триста долларов. Как раз в это время я узнала, что снова беременна.

Самый ненавистный человек

Уолтерс, который к тому же представлял мои интересы в трастовом фонде, перевез меня из дюплекса, куда устроил Маркос после моего возвращения в Майами, в сьют в «Бэй-парк-тауэрс». Я была ключевым элементом в стратегии, которую он разработал для того, чтобы попытаться предотвратить экстрадицию Маркоса. Я и подумать не могла тогда, какую цену мне придется заплатить и что это только начало наших мучительных отношений с адвокатом, вылившихся в итоге в чистейшую яростную ненависть.

Чтобы избежать экстрадиции, как он мне объяснил, необходимо предъявить иск на установление отцовства, и пока дело будет рассматриваться в суде, выслать Маркоса из страны будет невозможно. Меня беспокоил один момент: в договоре трастового фонда был пункт о сохранении тайны отцовства, и если я послушаюсь адвоката, то рискую потерять все. Уолтерс успокаивал, обещая, что ничего плохого не случится, и нашел мне адвоката, чтобы начать процесс, – Монтегью Розенберга. Без моего участия они решили потребовать от Маркоса выплаты пяти миллионов долларов, и Розенберг подал документы в суд.

Я снова оказалась пешкой в чужой игре, марионеткой, играющей роль в пьесе, масштаб и замысел которой были за пределами моего понимания. Я смогла в этом убедиться в июне 1963 года, когда у дверей моего дома появились два здоровых типа. Заявив, что они из конторы Бобби Кеннеди, они заставили меня сесть и выслушать их. От меня требовали забрать иск на установление отцовства. Я попыталась объяснить, что не могу сделать это, поскольку это – единственное, что позволяет моему любимому продолжать жить в Соединенных Штатах и к тому же является для меня гарантией того, что он останется жив. Маркос был убежден, что, вернувшись в Каракас, немедленно будет казнен по приказу Бетанкура. Меня выслушали и сообщили, что, со мной или без меня, Перес Хименес будет экстрадирован. Мне предъявили какие-то документы и сказали, что если я их подпишу, судебное преследование будет прекращено. В обмен на мою подпись они рассмотрят возможность вернуть мне трастовый фонд, который я вот-вот потеряю. Теперь я ясно увидела, что представлял собой их замысел: грязные уловки и подкуп. Я отказалась подписывать. Я все поставила на карту. И проиграла.

Судебный процесс продолжился, и во время одного из заседаний судья Уайзхарт, который вел дело об установлении отцовства, потребовал установить личность анонимного дарителя, основавшего фонд. Уолтерс приблизился к судье и произнес имя Маркоса Переса Хименеса достаточно громко, чтобы его услышали репортеры, находящиеся в зале. С конфиденциальностью, которая была необходимым условием пользования фондом, учрежденным Маркосом для меня и Моники, было покончено. У нас больше не было никакой экономической поддержки. Уолтерс, проклятый Уолтерс, сказал мне:

– Не повезло.

Я ненавижу его по сей день с такой силой, с какой никого больше никогда не ненавидела.

Но меня ждали проблемы куда более серьезные, чем отсутствие денег. Самое ужасное случилось, когда я на третьем или четвертом месяце беременности вышла погулять с Моникой и на нас наехала машина, красный «Шевроле», выскочивший из-за спины. Мне хватило нескольких секунд, чтобы оттолкнуть коляску с дочкой и спасти ее от столкновения, но сама я спастись уже не успела. После столкновения машина скрылась, оставив меня истекать кровью. Я была доставлена в медицинский центр, где мне сделали операцию. Когда я очнулась, я узнала, что трагедия повторилась: я потеряла еще одного ребенка.

Теперь я ясно увидела, что представлял собой их замысел: грязные уловки и подкуп. Я отказалась подписывать. Я все поставила на карту. И проиграла.

Генерал Карлос Пулидо, сотрудничавший с Маркосом, зашел навестить меня в больнице и попытался утешить меня тем, что по меньшей мере у меня есть Моника. Он успокаивал меня, говоря, что я обязательно поправлюсь, но все мои страхи мгновенно вернулись, когда на мой вопрос о том, кто мог совершить столь варварский поступок, он ответил:

– Тебе нужно быть очень осторожной, никто не должен видеть Монику.

Через несколько дней после нападения меня выписали, и Пулидо отвез меня к себе домой. Там я жила с дочкой какое-то время, в ужасе не решаясь даже выйти на улицу. Не могу сказать с уверенностью, кто стоит за попыткой убийства моей малышки и смертью моего нерожденного ребенка, но все указывает на Уолтерса, который добивался, чтобы я признала себя неспособной воспитывать ребенка и отказалась от опеки.