У меня в семье тоже никто не знал о том, что я беременна, и я решила сообщить об этом маме. Но когда я позвонила домой, трубку взяла не она, а Джо. Я поставила его в известность, как обстоят дела на данный момент, и когда он узнал, кто отец, криков было до небес. Джо-Джо называл Маркоса убийцей, говорил, что он самый жестокий диктатор из всех, когда-либо живших на этой земле, что он монстр, – все это я уже слышала или читала раньше и все же не могла отнести эти слова к человеку, с которым состояла в близких отношениях. Тем не менее мной начал овладевать страх повторения того, что произошло на Кубе, и призраки мрачных воспоминаний не оставляли меня. Я цепенела от ужаса при мысли, что кто-нибудь и в этот раз захочет отнять у меня ребенка, и это паническое состояние парализовало меня настолько, что я почти не выходила из дома. На восьмом месяце я выбиралась на улицу только в сопровождении телохранителей Маркоса и только для того, чтобы сходить к врачу.
Я уже не могла выносить дурных предчувствий и боялась провести остаток беременности одна, поэтому мне необходимо было поговорить с мамой, которая в то время работала секретарем в международном адвокатском бюро «Кадваладер, Викершем и Тафт» на Уолл-стрит. Когда я наконец смогла связаться с ней, у нас состоялся напряженный и неприятный разговор. Я помню каждое слово так, как будто это было вчера: практически монолог, полный упреков и обвинений с ее стороны в том, что я не последовала ее советам держаться подальше от мужчин. Когда она узнала, что отцом ребенка, которого я ждала, был Перес Хименес, последовал взрыв ярости. Для мамы Маркос был ничем не лучше Фиделя, и она не слушала мои увещевания, что в этот раз все было по-другому, что этот человек любит меня и готов позаботиться обо мне и ребенке и не допустит, чтобы с нами что-нибудь случилось. Лучше бы я этого не говорила. Никогда не забуду, как она в бешенстве кричала:
– Да ты содержанка!
Моя мать не только не была счастлива за меня, она меня осудила. Я не смогла сдержаться и расплакалась, тогда Маркос взял трубку и попытался убедить ее:
– Алиса, не переживай, я позабочусь о Марите. Я буду заботиться о ней и о малыше, я все сделаю хорошо. Не кричи, Алиса, перестань кричать!
Во время этого драматического телефонного разговора мама потребовала, чтобы я приехала к ней на север, и угрожала прислать кого-нибудь за мной, если я не послушаюсь. Мы с Маркосом хорошенько обсудили это предложение в спокойной обстановке и решили, что я поеду пожить к ней в Нью-Джерси и рожу ребенка там. Я отправилась в путь в сопровождении его телохранителей на девятом месяце беременности и, добравшись до дома 206 на Уилсон авеню в Форт-Ли, встретилась с мамой. Все обвинения, крики и напряженность ушли, растворились: мы обнялись, расплакались, и я почувствовала себя счастливой.
Я цепенела от ужаса при мысли, что кто-нибудь и в этот раз захочет отнять у меня ребенка, и это паническое состояние парализовало меня настолько, что я почти не выходила из дома.
Мама взяла на работе больничный, чтобы не расставаться со мной и вместе ходить к врачам. Маркос звонил каждый день, а его телохранители, которые отвечали за охрану теннисного клуба, которым он владел в этом штате, часто завозили продукты и подарки. Как-то во время такого телефонного разговора Маркос упомянул, что у него назначена встреча с Роем Коном, важным адвокатом в мафиозных кругах, гангстером, который должен основать фонд на семьдесят пять тысяч долларов для меня и еще один на такую же сумму – для ребенка и помимо этого откроет счет на обучение, медицинские расходы и другие нужды. Маркос выполнял свое обещание обеспечить наше будущее так, чтобы мы ни в чем не нуждались.
Срок у меня был в феврале, в тот самый день, в который я за три года до этого первый раз увидела Фиделя. К счастью, это совпадение не стало ироничным напоминанием на всю мою последующую жизнь, и схватки у меня начались только 8 марта. Судя по всему, у меня дар притягивать драматические обстоятельства, так что в тот день разразилась страшная снежная буря, которая получила название «Буря в Пепельную среду[3]
1962 года» и вошла в историю как одна из десяти самых разрушительных в США за весь XX век. В течение трех дней она обрушивалась на шесть штатов на Атлантическом побережье, оставив за собой десятки погибших и ущерб на миллионы долларов. Больница, в которой я должна была рожать, находилась на Манхэттене, а мы с мамой жили в Нью-Джерси. Вызвать «скорую» было невозможно, так что за нами приехала полицейская машина. Как и многие другие события моей жизни, эта поездка превратилась в приключение. Можно было фильм снимать: мама в истерике, я рыдаю, молоденький полицейский, которому не посчастливилось доставлять нас в больницу, умоляет меня не рожать у него в машине в его первый рабочий день.