Шпионка. Почему я отказалась убить Фиделя Кастро, связалась с мафией и скрывалась от ЦРУ

Какое-то время я прожила вместе с братом Филиппом в его особняке возле Центрального парка. Он брал меня на свои концерты и защищал так же, как Джо-Джо и мама. Моя семья снова стала моим спасением, но даже при их поддержке я чувствовала себя потерянной: я зависела от них, денег не было, вернуться в Майами я не могла и совершенно не представляла, что мне делать с моей жизнью. Я хотела стать невидимкой. Но теперь у меня была дочь, и я должна была двигаться вперед, уже не только ради себя, но и ради нее. Я все больше склонялась к мысли, что единственным выходом было снова встретиться с Маркосом, объяснить все, что произошло с Уолтерсом, и вместе найти решение. Для этого нужно было ехать в Каракас, где он содержался в тюрьме. Венесуэла стала моей целью: мы с Моникой отправимся туда, и будь что будет.

Я предупредила Фрэнка Фьорини о своих планах, и, выслушав меня, он чистосердечно признался, что считает меня сумасшедшей. Я объяснила, что это единственное решение, которое пришло мне в голову, да и терять мне теперь уже нечего. Хотя я отлично понимала, что Уолтерс не был моим союзником, он был врагом, я все равно ему позвонила, чтобы попытаться получить от него деньги на поездку. Как я и ожидала, он отказал. Мне помогла мама, уже в который раз. Она не хотела, чтобы я ехала, и снова и снова повторяла, что это плохая идея. Но в конце концов она помогла мне купить билеты на самолет.

«Будь очень осторожна в Каракасе»

С того момента как мы с Моникой вошли в самолет, меня не оставляло ощущение, что мы не одни, мне все время казалось, что кто-то за нами наблюдает. Я убедилась в том, что это не моя паранойя или просто необоснованные страхи, когда, проходя мимо, перед тем как занять кресло прямо перед нами, мужчина наклонился к самому моему лицу и прошептал:

– Будь очень осторожна в Каракасе.

Это предупреждение застало меня врасплох. Кого или чего следует мне бояться в стране, где я никого не знаю? От чего я должна защищаться? Я этого мужчину не знала, да и сейчас не знаю, кем он был, но тревога снова вернулась и сопровождала меня все время путешествия.

Когда мы приземлились, я едва успела выйти из самолета, как меня окружили четверо мужчин из СИФА, Секретной службы Вооруженных сил Венесуэлы, – двое в форме и двое в штатском. Не спрашивая меня ни о чем, они настойчиво предложили мне пройти с ними. Сначала я подумала, что это обыкновенный дежурный досмотр, так что попыталась объяснить им, что мне нечего декларировать. Я совершенно откровенно призналась, что прилетела в Венесуэлу, чтобы увидеть Переса Хименеса. Но, похоже, их совершенно не интересовали мои слова, они, как автоматы, выполняли данный им приказ. Все, чего я могла от них добиться, – односложные ответы на мои вопросы, и только когда я несколько раз спросила, куда мы едем, мне было сказано:

– Разве ты не хотела увидеть Маркоса? Мы едем туда.

Нас с дочкой посадили в машину и из аэропорта довезли до военной тюрьмы «Модело», здание которой располагалось в центре города, у подножия гор парка Эль-Авила. Здесь меня встретили двое мужчин в костюмах, очень вежливые и внимательные, и провели в тюрьму, в центре которой находился красивый сад. Они отлично знали, кто мы такие, и каким-то образом им было известно, когда мы с дочерью должны были прилететь в Каракас, так что я предположила, что мотив моего путешествия тоже не является для них загадкой, поэтому все время, пока мы поднимались по лестнице на второй этаж и подходили к камерам, я была уверена, что они ведут меня к Маркосу.

Мне предлагался выбор, в котором ни один из вариантов не казался мне логичным или приемлемым.

Я ошиблась. Меня попросили подождать. Явился некто, назвавшийся капитаном Дураном, и после этого мужчины в костюмах открыли дверь камеры и завели нас с Моникой внутрь. Я плохо понимала, что происходит и зачем они хотят запереть меня внутри, но была так измотана перелетом, что даже ничего не спросила и просто вошла. Когда капитан Дуран забрал Монику и за ним закрылась дверь камеры, оставляя меня в полном одиночестве, вот тогда я испугалась. Я разразилась слезами и принялась трясти решетку как сумасшедшая, как запертая в клетку мартышка, выкрикивая:

– Капитан Дуран! Моника! Маркос!

Те часы, что я провела одна взаперти в этой камере, были мучительными. Мало переживаний, которые я испытала, могут сравниться с той страшной тоской, что я испытала тогда. Я даже не могу сказать, сколько времени прошло, прежде чем за мной пришли. Когда это наконец произошло и меня привели в кабинет капитана Дурана, ужас, который только может испытать мать, у которой отняли ребенка, сменился умилением при виде этого здорового мужчины, возящегося с Моникой и нежно сюсюкающего с ней. Я снова заплакала, но теперь это были слезы радости, и я почувствовала себя совершенно спокойно.