Мне его описали как высокого типа с голубыми глазами, одетого в штатское. Когда я пришла туда и увидела его, первыми моими словами были:
– Я не хочу работать на тебя, давай лучше займемся любовью.
Я занималась шпионажем и за пределами здания. Мне было поручено записывать номера всех подъезжающих машин и отмечать тех, кто входил и выходил. У ФБР была квартира в здании через улицу, в комплексе Мэйфлауэр, откуда они фотографировали посетителей. Меня поражала их неосторожность. Я даже была вынуждена попросить Дядюшку Аля предупредить их, чтобы не курили сигары по ночам, когда выходят на дежурство и делают фотографии: несмотря на жалюзи, закрывавшие окна, агентов было отлично видно.
Что касается личной жизни, я чувствовала себя хорошо замужем за Луисом и в то время испытывала ощущение безопасности, которого ни до, ни после мне не суждено было испытать. Я была под защитой, у «Пчелки» был отец, а у Моники – отчим. Хотя, надо признаться, моя дочь в конце концов переехала к бабушке. Мама к этому времени жила рядом с нами, в доме на той же 87-й улице. Ей совершенно не нравился Луис: она считала его безмозглым, несмотря на то, что он был инженером, и хоть и терпела его, но вела себя как теща из анекдотов. Мне всегда казалось, что с кем бы я ни встречалась, для нее все были недостаточно хороши. Ну а я чувствовала себя так комфортно с Луисом, что даже отказалась, как минимум на время, от череды любовников.
В те годы, когда холодная война была в самом разгаре, ни одна из сторон не сомневалась в том, что за ней шпионит другая, так что жильцы из Советского Союза, с которыми у меня и Луиса сложились дружеские отношения, в результате чего квартира была полна подарков вроде бутылок водки или больших банок с икрой, были в высшей степени осторожны. Проводя бо́льшую часть дня в штаб-квартире ООН или в своих консульствах и дипмиссиях, они оставляли квартиру подготовленной к визиту непрошеных гостей: с проводками в дверном проеме или мукой, рассыпанной по полу, чтобы сразу можно было увидеть, что кто-то входил. Поэтому несколько раз выходило так, что они узнавали о вторжении и заявляли в полицию. Чтобы избежать дипломатического скандала, заявлению нужно было дать ход, и так вышло, что я стала сотрудником департамента полиции Нью-Йорка. Я сидела в подразделении, ответственном за прием заявлений о противоправной деятельности, и занималась тем, что отвечала на звонки. Так что, когда звонили из советской дипломатической миссии, чтобы заявить о том, что кто-то проник в квартиру их служащего, именно я принимала звонок и могла разыграть представление, чтобы успокоить русских и создать видимость расследования, хотя на самом деле заявлению не давался ход.
Я занималась шпионажем и за пределами здания. Мне было поручено записывать номера всех подъезжающих машин и отмечать тех, кто входил и выходил.
Это было время самого большого подъема движения «Черной освободительной армии», и некоторые из его членов жили у нас в здании. Луису не нравилось присутствие чернокожих жильцов, потому что ему казалось, что наблюдение за ними могло повлиять на успех нашей миссии по шпионажу за русскими. Ну а я, наоборот, не видела ничего плохого в том, чтобы несколько «расширить горизонты». Как-то, воспользовавшись ключами Луиса, я вошла в квартиру, где нашла много литературы, связанной с этим движением, возникшим сразу после того, как ФБР сумело завербовать информаторов в «Черных пантерах». Кроме того, я заметила в квартире гильзы от пуль и чисто инстинктивно сунула несколько из них в карман. Когда их проанализировали, обнаружилось, что они изготовлены с помощью того же оборудования, что и пули, от которых погибли двое полицейских: Джозеф Пиаджентини и Уэверли Джонс, во время нашумевшего убийства 21 мая 1971 года. Я не только обнаружила след, по которому нашли убийц этих двух агентов полиции, но и начала новую авантюру в той области, где я еще недавно чувствовала себя как рыба в воде, хоть и стала на какое-то время почти примерной женушкой: в области любовных отношений. Поскольку дело о «Черной освободительной армии» было передано в отдел по борьбе с организованной преступностью, Дядюшка Аль организовал встречу, чтобы познакомить меня с одним из инспекторов этого отдела. Мы должны были встретиться в десять часов утра в ресторане Leo’s Diner на 86-й Восточной улице. Мне его описали как высокого типа с голубыми глазами, одетого в штатское. Когда я пришла туда и увидела его, первыми моими словами были:
– Я не хочу работать на тебя, давай лучше займемся любовью.