Но вот и апогей: за Константеном присматривал и контролировал его высокопоставленный немецкий начальник! Мадемуазель Доктор узнала об отношениях Константена с танцовщицей и заставила его пообещать, «что он больше не хотел, чтобы это продолжалось», если только он не сумеет завербовать молодую женщину на немецкую службу – что он и попробовал делать, как мы помним.
Грека охватывал большой ужас, когда он говорил о мадемуазель Доктор. Он знал, что она была способна, как он утверждал, разоблачить его перед французской или английской полицией, если он не будет в точности выполнять ее инструкции. Она не отступала ни перед каким средством, и рассказывали, что она сама сразу убила из револьвера агента, которого заподозрила в измене.
Константен добавлял: «А необъяснимые внезапные смерти! Романисты ничего не придумали; они даже преуменьшили реальность».
Он признал, что отправлял донесения по следующим вопросам:
Моральный дух населения, шансы революционного движения и возможности его спровоцировать.
Сведения об оборонительных мероприятиях в парижском округе и о движениях войск в укрепленном военном лагере Парижа.
Выходы судов из портов Булони, Кале, Гавра, Сен-Назера.
Список учреждений, работающих для армии и флота.
Отчет его поездок в Туль, Верден, Эпиналь и Бельфор.
Во время одного из его визитов в район расположения армии, его задержали в Амьене, по доносу служащего железной дороги, которому он показался подозрительным. Но специальный комиссар, узнав, что Константен действует тут как «журналист, дружественный Антанте», его освободил почти тотчас же.
Наконец, мадемуазель Доктор поручила ему специальную миссию в Англию, где он встретил случайно главного агента немецкой разведки, но, в соответствии со своей инструкцией, сделал вид, что не узнал его. Он около двух недель пробыл в Лондоне, собрав там полезную информацию об отправлениях английских войск во Францию, и выехал в Париж через Дьепп.
Видим, что Константен «работал» хорошо, и что он не украл, а честно заслужил те двенадцать пуль, которыми с ним расплатились по счету.
Кстати о счете, мадемуазель Доктор, вопреки своей привычке, вознаграждала своего шпиона достаточно щедро. Суммы переводов, которые она ему посылала, варьировались от трех до шести тысяч франков каждые две недели, вместе с секретным шифром для переписки, так как этот шифр тоже менялся два раза в месяц.
Ключ был написан лимонным соком на оберточной бумаге, в которую заворачивали какую-то посылку. Кусок такой бумаги нашли в ящике стола в его комнате на Бульваре Осман.
Что касается отправления корреспонденции, она делалась через Женеву.
Перед Третьим военным трибуналом Константен рассказал об этих деталях, приняв позу жертвы. Он был покорен большой шпионкой Антверпена: «Она мне действительно сказала, что Париж – опасный город, полный желаний; если бы я этому следовал, то не был бы арестован… Несмотря ни на что, я – друг Франции. В моих рукописях, я всегда свидетельствовал о моем восхищении Францией», и т.д.
Константен единодушно был приговорен к смертной казни, несмотря на яркую судебную речь адвоката мэтра Вито. Но он не верил в исполнение приговора. Он долго надеялся на великодушие главы государства. В последние дни, между тем, он стал раздражительным и обеспокоенным.
26 мая 1916 года, на рассвете, члены военного трибунала пришли его будить.
– Это невозможно! – воскликнул он. – Я ведь друг Франции! (!).
Капитан Бушардон у него спросил, есть ли у него разоблачения, которые он мог бы сделать.
– Ну, разумеется! – ответил он. Я знаю еще многое, о чем надо рассказать.
В тюремной канцелярии Константен, который казался очень спокойным, уселся за столом и заявил, что хочет все свои признания предоставить в письменном виде. Он писал много и долго, на протяжении часа с четвертью.
Следователь-капитан потерял терпение. Он стал задавать ему вопросы.
Константен повторил, что как журналист в Греции, он всегда защищал Францию; он занимался шпионажем только для того, чтобы однажды написать об этом роман; он впрочем, уже сделал «любопытную» книгу, говорил он, по этому вопросу, и рукопись ее оказалась в Берлине, по адресу, который он указал; было бы полезно разыскать эту рукопись после войны; он ничего не скрыл от правосудия и предоставил себя в распоряжение властей, чтобы отныне им помогать…
– Слишком поздно! – возразил ему капитан Бушардон.
– Как, слишком поздно? – спросил Константен, который, в этот момент, все еще не верил, что пришел его последний час. Он и вправду добавил, обращаясь к капитану:
– Вы настаиваете на том, чтобы меня расстреляли? (!)
– Таков закон!
Константен рухнул. Он полагал, что была разыграна комедия, чтобы выведать у него последние тайны. Тогда он заявил, что он должен еще кое-что написать, и написал.
– Надо заканчивать, – поторопил его судья. Я вам даю еще пять минут.
– Нет, еще десять минут, – умолял осужденный.
Но и в конце этих десяти минут Константен все еще писал. Пришлось заставить его подняться и надеть на него наручники.
– До свидания, господа! – сказал он мимоходом персоналу тюрьмы.