Шпионки в Париже

Ивонна, мечтательница, спрашивала себя, какую ценность мог иметь на самом деле для него этот серый, испачканный и разорванный клочок бумаги…

Константен очень смущенно рассказал, что его мать была немкой, что его отец был грек, что родился он в Лефкаде, в Греции, и что восхитительная женщина, немка, разрушила его жизнь и стала причиной его падения…

– Я стал бандитом из-за этой женщины, меня втянули насильно, я – несчастный человек!

И, обхватив голову руками, он разрыдался.

Эти полупризнания и странные поступки этого человека задели за живое любопытство Ивонны, которая поклялась, что раскроет его тайну.

– Убили ли вы кого-нибудь? Вы украли деньги? Будьте откровенны со мной. Я буду снисходительна. Вы кого-то убили и сбежали?

– Нет, – ответил Константен, – еще хуже!

И грек вытащил танцовщицу на улицу, оборачиваясь каждый раз, как будто опасаясь слежки.

Ивонна была взволнована, потрясена всем, что она замечала каждый день. Она решила разгадать загадку, разоблачить этого типа, и для этого продолжила свои отношения с этим странным человеком.

Проходящий полк

Однажды утром на улице зазвучали трубы. Константен, который был с танцовщицей, быстро сбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и, став на тротуаре, принялся внимательно рассматривать проходивших солдат.

– Что это на вас нашло? – спросила Ивонна.

– Я люблю и восхищаюсь французскими солдатами. Я хотел их увидеть, когда они проходили близко.

И машинально он неоднократно повторял количество, составленное из трех цифр. Это был как раз номер полка, который только что прошел. Затем он возобновил разговор:

– Вы знакомы с офицерами? Я обожаю офицеров; это – обычно образованные и хорошо воспитанные люди. Накануне вы встретили одного: не могли ли бы вы меня ему представить?

Танцовщица обещала, и грек, доверившись ей, продолжал: (дальше мы расскажем о событиях со слов самой Ивонны)

– Я хотел бы вам сказать об очень важных вещах, – произнес Константен в более или менее притворном порыве страсти… Но я вас очень опасаюсь!

– Вы глубоко ошибаетесь. Я – женщина, способная хранить тайну.

Тогда, слегка взволнованным и страстным голосом, он спросил:

– У вас наверняка много связей?

– Конечно.

– Только в театральном мире?

– Нет, нет, во всем мире.

– Политика?… Армия?

– Да.

Он пару секунд поразмышлял, затем, пристально глядя на танцовщицу, спросил:

– Нам удалось бы с вами заработать много денег, настоящее состояние, если бы вы захотели… Позже я расскажу вам как… Скажите мне сразу же: знаете ли вы, где находится в этот момент генерал Жоффр?

– Я не занимаюсь перемещениями генералиссимуса.

Крик ярости

В этот момент, грек заметил на камине комнаты Ивонны портрет молодого солдата в походной форме:

– Кто это? – спросил он настойчиво. – Ваш брат, или ваш любовник?… Я не вижу номера его полка: скажите его мне!

– Я его забыла.

Тогда, в яростном тоне, Константен проскрипел:

– Жаль, что я этого не узнал, тогда я сделал бы так, чтобы весь полк был уничтожен.

Ивонна, когда рассказывала об этой сцене, призналась, что с этого момента она была уверена, что Константен был шпионом.

Константен должен был погубить себя сам своим хвастовством. Заметив однажды камеристку Ивонны, которая плакала с письмом в руке, он спросил ее о причине такой большой печали.

– Мой муж в плену в Германии, – рассказала горничная.

– Ваш муж военнопленный? Но не плачьте. Скажите мне, где он находится, номер его корпуса и его полка, и я обещаю, что его немедленно выпустят!

– Но я не хочу быть чем-то обязанной немцам, – ответила камеристка. – У господина, несомненно, есть связи в Германии?

– Возможно, – ответил Константен. – Я нейтрален и вправе иметь высокие связи еще и в Берлине.

Вечером грек, который не пожелал пойти в Комическую оперу, «потому что это была французская музыка», попросил Ивонну выпроводить свою горничную, так как ему нужно было сделать ей свои «откровения».

Удар из-за шторы

Танцовщица притворилась, что повиновалась ему, спрятала камеристку за штору, и Константен, как-то вдруг заснул или потерял сознание на несколько минут… Внезапно, он проснулся, подскочил к двери со словами:

– Бонна была там; она слушала и должна была услышать то, в чем я вас признался во сне. Я ее задушу!…

– Успокойтесь, – сказала Ивонна. Она не могла слышать и ничего не знает. Но я, я знаю все!

Грек нисколько не казался запуганным. Он тут же стал теплее и принялся смеяться. Все это было не серьезно, – сказал он. – Это даже не был лунатизм. Что меня огорчает, – добавил он, – так это большая поездка, которая мне предстоит: в Орлеан, в Тур, в Бордо. Он сказал, что уезжает на следующий день, и напишет ей…

Он действительно уехал, и Ивонна полагала, что из-за своей неловкости она его упустила.

VII: Мадемуазель Доктор

Королева шпионажа командует из Антверпена