Люси Бэр, родившаяся 3 августа 1865 в Сент-Мари-о-Мин (на Верхнем Рейне), была руководительницей благотворительного учреждения на вокзале, на улице Рю-Сен-Поль, 8. Она занималась также в благотворительной организации Защиты молодых девушек, вместе с госпожой Сигфрид, женщиной депутата из Гавра, которая, разумеется, и не догадывалась о планах и мыслях этой так называемой француженки.
Люси Бэр руководила этими организациями по оказанию помощи вместе с некоей Эмильен-Роз Дюсиметьер – имя, предопределенное для расстрельного столба – проживавшей на Рю-Сен-Жак, 328, и родившейся в 1896 году в Верхней Савойе.
Ничего конкретного не было найдено против Люси Бэр, история которой окончилась в ее пользу постановлением о прекращении дела.
Но ее подруга, госпожа Дюсиметьер – она не сбилась с предопределенного пути – была приговорена к смертной казни и помилована.
Эта женщина познакомилась в Женеве с неким Вальтером, немецким шпионом, и стала его любовницей.
В Париже она посещала солдат и унтер-офицеров, стараясь выведать у них информацию. Она сумела даже устроиться медицинской сестрой, благодаря вышеупомянутым благотворительным учреждениям, в госпитале госпожи Мари Ланелонг, на Рю-Тольбиак. Там она тоже расспрашивала раненых. Ее арестовали утром, когда она выходила из отеля на Рю-Бельшоссе, 8, вместе с пехотным аджюданом.
На следствии она во всем призналась. Она знала, что ее Вальтер был австрийским шпионом.
Как мы уже сказали, она была приговорена к смертной казни Третьим военным трибуналом 24 апреля 1917 года, но 29 июня 1917 года ее наказание смягчили, заменив пожизненными каторжными работами.
В том же деле была замешана Катрин С., швейцарка в возрасте 76 лет, проживавшая с госпожой Дюсиметьер на Рю-Сен-Жак, 328, и, как и она, переписывавшаяся с Вальтером. Ее отпустили ввиду прекращения уголовного преследования.
VI: Сети танцовщицы
Однажды в отеле «Фуге» на Елисейских полях грек Константен Кудуаянис [встречается также написание Константин Кудуаинис] столкнулся с красивой танцовщицей – речь не о Мате Хари – которую, чтобы не давать ее настоящее имя, мы здесь назовем Ивонной. Он о ней узнал, когда она танцевала в Синаи, в Румынии, и он сам представился ей как драматический актер.
Актерам всегда легче познакомиться друг с другом. Впрочем, скромностью он не отличался:
– Я очень известен в афинском театре, – сказал он, – и даже популярен во всей Греции. Я – важная особа. Не буду от вас скрывать, я – граф Коста де Смирнос…
Ему было, чем ослепить танцовщицу без ангажемента. Но Ивонна точно не была женщиной легкого поведения и обладала – и наверняка и сейчас обладает – большим умом. Вот его портрет, который она описала после своей встречи:
«Некрасивый, с вытянутым лицом, погруженный в себя, как будто в тайной печали, волосы черные, усы подстрижены на американский манер, глаз, сверкающий под неизменным моноклем, довольно изящно одетый, ухоженные руки, он создавал впечатление человека, который много путешествовал, много видел и был довольно сдержанным…»
Константен – давайте назовем его совсем кратко Константеном – говорил по-гречески, по-румынски, по-испански, по-английски и по-немецки. Танцовщица тоже. Первая его оплошность привлекла ее внимание:
– Мой отец, – рассказывал Константен, – мне присылает пособие в 1800 франков в месяц. Кроме того, я получаю большие комиссионные по всем сделкам, которые я делаю для него в Европе…
А ведь он представился как артист. Ивонна заметила это, но не стала настаивать. Затем, как положено, начался флирт.
Как раз в те дни в Париже узнали новость о торпедировании немцами «Лузитании». Константен попытался оправдать это преступление, утверждая, что судно должно было везти боеприпасы, и добавил:
– Немцы сильны… Союзникам будет очень трудно, слишком трудно победить. Но это неважно, давайте выпьем за Францию!
Обо всех событиях Константен вначале очень громко высказывал мнение, благоприятное для союзников, но потом говорил в явно пессимистическом и пораженческом тоне.
Грек не прекращал хвастаться.
– У меня есть очень красивая квартира на Бульваре Осман (она была в доме 118), которую я снял из расчета ста пятидесяти франков в месяц.
– За такую цену вы вряд ли смогли бы снять что-то особенное, – заметила танцовщица, не упускавшая случая «подколоть» его.
Чтобы отомстить, Константен, ее не предупреждая, решил снимать квартиру, соседнюю с нею. Он хотел, таким образом, привлечь к себе молодую женщину. Но она, в свою очередь, переехала. Грек продолжал ей надоедать, и, под предлогом, что он был болен, добился, что она стала навещать его в мансарде, которая была его настоящим адресом.
То, что произошло вначале, показалось маловажным. Ивонна внезапно заметила, как живо Константен схватил оберточную бумагу, которую она не заметила; он ее смял, и вместо того, чтобы выбросить в камин, засунул в ящик, который снова закрыл на ключ.