Шпионские игры царя Бориса

— А мне здесь стало хорошо, спокойно. В этих домах никто никого не убивает и не ест, все живут счастливо, здесь властвуют закон и порядок.

Действительно, Ванда на глазах менялась: оставаясь все такой же прекрасной, сделалась какой-то умиротворенной. Потянулась, как кошка, повторила:

— Хорошо здесь!

Как только приехали на постоялый двор, Ванда, верная подруга и помощница, сказала:

— Может, ты ступай по торговым делам, а я здесь со всем разберусь…

Тимофей благодарно кивнул ей и отправился к своему старому торговому партнеру Францу Ниенштедту, надеясь, что один из четырех рижских бургомистров находится в городе.

Гостей почему-то встречала не фрау Мария, а рыжебородый слуга Ганс. Он низко поклонился вельможной пани и спросил: не желает ли она поесть?

— Я хочу посидеть у печки.

Ванда села в общем зале у камина, где горели дрова и окончательно поняла: ей больше нечего бояться. Ее никто не съест, не обидит, она полностью свободна в своих действиях. Внутренний голос сказал: «Мало же тебе, оказывается, надо для счастья, Вандочка. Оказывается, не съели, и на том спасибо!».

Мимо трактира проходили трое польских гусар. Один из них, молодой, рослый, красивый, на ходу посмотрел внутрь через окно и сказал товарищам:

— Сегодня первый теплый весенний день. Зайдем, выпьем по этому поводу по кубку хорошего вина.

Его товарищ, столь же молодой и высокорослый, удивленно заметил:

— Раньше ты не любил пить с утра, Казимеж. Но в любом случае, в этой забегаловке на окраине города такого вина, к какому мы привыкли, не будет.

Решающим оказалось слово их спутника, седовласого ротмистра. Внимательно взглянув на Казимежа, офицер сказал его спутнику:

— Кароль, я уже староват для того, чтобы долго бегать по Риге в поисках подходящего кабака. Вино, оно и в Лифляндии — вино.

Двое рядовых и офицер вошли в дом. Увидев прекрасную пани, гусары низко поклонились ей. Видя группу богатых посетителей, слуга Ганс бегом побежал наверх и вскоре по лестнице к гостям спустилась сама фрау Мария. Тут пани Комарская поняла, почему владелица постоялого двора не встретила ее сразу. Хозяйка была беременна и до родов ей оставалось лишь пара месяцев. «Интересно, — с женским любопытством подумала шляхтянка, — кто же это позаботился о прибавлении семейства для рижской вдовушки?»

Если Ванда заинтересовалась видом фрау Марии, то польские воины, естественно, заинтересовались шляхтянкой: какой гусар упустит возможность пофлиртовать с прекрасной пани?! Шляхтичи потребовали у хозяйки постоялого двора по кубку самого лучшего вина, после чего седой офицер вежливо и деликатно поинтересовался у прекрасной пани, как ее зовут, что привело ее в Ригу и не нуждается ли она в какой-либо помощи?

— Время нынче тяжелое, а пани путешествует одна…

Помещица вдруг поняла: ей, шляхтянке, неудобно говорить, что она путешествует, как любовница какого-то иностранного купца, и к тому же желает выйти за него замуж.

— Меня зовут Ванда Комарская, я еду из Инфлянтов в Малую Польшу к своему дяде Янушу Любаньскому.

Ротмистр словно подскочил на стуле. Тон его стал необычайно почтителен:

— Вы племянница самого Януша Любаньского?

— Что значит, самого?

И тут, в течение ближайших десяти минут Ванда узнала много нового, услышала то, что дядя никогда не рассказывал ей. Оказывается, Януш Любаньский не просто служил в молодости в гусарской кавалерии. Ротмистр Любаньский был живой легендой всей польской гусарии. Благодаря ему выигрывались битвы, когда же он решил однажды выйти в отставку, то король-воин Стефан Баторий и канцлер Ян Замойский настойчиво просили его подождать хотя бы до конца очередной войны, а лично ему, ротмистру Збигневу Крешеминскому, пан Любаньский однажды спас жизнь.

Естественно, не обошлось без возлияний. Пан ротмистр заказал еще вина и провозгласил тост за здоровье своего благодетеля — Януша Любаньского. Причем все три гусара выпили стоя, так, как обычно гусария пила только за здоровье Его Величества и за дам. А старый ротмистр уговорил выпить до дна и Ванду Комарскую.

«Ох, Вандочка, кажется, к приходу любимого мужчины ты опять напьешься», — подсказал внутренний голос и пить больше одного кубка молодая женщина отказалась.

Впрочем, чтобы у нее слегка развязался язык, хватило и одного кубка. Ротмистр вежливо спросил:

— Но что все-таки заставило вас отправиться в путь в столь трудное время?