А в окно, средь ясного дня, глядел со своих далеких высей гордой снеговой вершиною недоступный и прекрасный, как алтарь неведомых, заоблачных богов, — Ловчен…
ЛЬВЫ ФЛАНДРИИ
Чуть ли не в самый день объявления войны карабинеры бельгийской жандармерии обыскали один из громадных шестиэтажных домов. На чердаке нашли полное обмундирование для двух тысяч немецких солдат. Каски, синие мундиры, шинели, карабины — все! Расчет наводнявших Бельгию немецких шпионов был ясен. По данному сигналу две тысячи мирно живущих в Антверпене пруссаков с трансформаторской быстротою превращаются в вооруженных солдат — и мало ли какие могут быть последствия?..
Но немцы частью высланы из Бельгии, частью взяты под стражу как военнопленные. Две тысячи винтовок розданы обывателям. Сильный своей техникою и своими полчищами враг уже бомбардирует геройски отбивающий его атаки Льеж. Сегодня Льеж, завтра — Антверпен. И все способные носить оружие бельгийцы превратятся в вольных стрелков.
Обмундирование прусских солдат — каски, мундиры, шинели — отданы были военной властью в распоряжение города и свезены в ратушу.
Бургомистру доложили, что его хочет видеть Клод Мишо.
— Просите!..
Клода Мишо знал весь город. Это был укротитель в антверпенском зоологическом саду. По праздникам, когда собиралось много публики, Клод Мишо, согнав в одной общей клетке всех своих диких зверей, заставлял их проделывать разные мудреные штуки.
Бургомистр, пожилой человек с бледно-восковым цветом лица человека сидячей жизни, принял Клода Мишо в своем громадном кабинете со стрельчатыми окнами и монументальными сводами. Все было старинное и тяжелое. И вместо теперешнего человека в таком прозаическом нынешнем сюртуке здесь более к месту был бы другой бургомистр, сошедший с портрета Франца-Гальса, в белом жабо и в строгом черном камзоле со вздувшимися рукавами.
Клод Мишо напомнил старый, перенесший на своем веку немало ураганов и бурь, но все еще сильный и мощный дуб. Он был высок, плечист, и лицо с крупными чертами, все в глубоких шрамах, отличалось когда-то красотою. Длинная грива седых волос, мягкий, расстегнутый воротник рубахи, плисовая куртка и высокие шнурованные сапоги — все это сообщало Клоду Мишо какую-то особенную артистически-цирковую величавость… Сразу угадывался укротитель. И укротитель с блестящим прошлым… Успех, поклонение женщин, громадные плакаты, расклеенные повсюду… Так оно и было…
— Здравствуйте, Мишо, садитесь… Как поживают ваши звери?.. Впрочем, виноват… Разве можно теперь назвать зверями ваших львов и тигров? Настоящее звери — там, под Льежем. Двуногие звери, выпущенные на свободу своим укротителем Вильгельмом. Они выкалывают мирным жителям глаза, режут им уши, язык, отсекают женщинам груди. Бедная Бельгия!.. Какие испытания ждут ее еще впереди? — вздохнул бургомистр. — Но будем верить в торжество света и правды над грубой насильнической тьмою диких варваров… Господь Бог послал нам обаятельного короля-рыцаря, короля-солдата. Его величество искусно руководит обороною Льежа, и там, где самый адский огонь, там король — первый из первых, храбрейший из храбрых… Но что с вами? — почти с испугом спросил бургомистр, видя, что старый укротитель весь дрожит, гневно сжимая свои громадные кулаки. Его лицо в шрамах исказилось бешеной злобою, и сверкали под широкими, седыми бровями глаза.
— Ах, господин бургомистр, во мне все кипит! Я и прежде не питал особенной нежности к этой подлой тевтонской расе, а теперь… я не могу равнодушно слышать… При одном имени их — черт знает что со мною творится!.. Палачи, подлые негодяи, убийцы!
Едва успокоился Клод Мишо. Потом спросил:
— Как вы думаете, господин бургомистр, они докатятся сюда к нам, под стены Антверпена?..
— Увы, это, в конце концов, неизбежно, — печально развел руками бургомистр. — Сколь ни доблестна бельгийская армия, сколь ни талантлив верховный вождь, но неприятельские орды несметны. Они задавят нас! В конечном итоге Бельгии не видать им, как ослиных ушей своих… Наши славные союзники и с востока, и с запада спасут Бельгию. Но пока… временно…
Клод Мишо сидел с минуту, опустив голову, что-то соображая. Взгляд его, устремленный куда-то вбок, был почти безумный.
Бургомистру сделалось жутко. Он вспомнил рассказы о странностях Клода Мишо — странностях, граничивших иногда с ненормальностью.
Укротитель быстро поднял голову и, откинув назад седую гриву седых волос, молвил:
— Господин бургомистр, у меня к вам большая, большая просьба…
— Я к вашим услугам, Мишо. И если могу чем-нибудь…
— Это — сущие пустяки, господин бургомистр… Прикажите выдать мне полную обмундировку для дюжины германских солдат, конфискованную на чердаке… Полную!.. Мундиры, панталоны, каски…
— Зачем вам все это, Мишо?..
— Необходимо, господин бургомистр, уверяю вас.
"Да это действительно какой-то чудак", — мелькнуло у бургомистра.
— Ладно, милый Мишо. Я исполню вашу просьбу, не допытываясь никаких объяснений. Я лично знаю вас около десяти лет. Один только вопрос… Ведь это должно послужить во вред немцам, не правда ли?..