Шпионы «Маджонга»

В оформлении того этажа офисного здания Корпорации на Де-Во-роуд, который был отведен под кабинеты членов Совета директоров, не было ничего, что могло бы оказать успокаивающее воздействие на нервы посетителей. Гостей сопровождали два офицера службы безопасности, одетые в белую униформу (независимо от возраста и должности, все называли их «мальчиками»). Гостей вели по длинному коридору, обшитому дубовыми панелями, на стенах которого в тяжелых рамах висели портреты давно умерших светил делового мира. Красная ковровая дорожка, покрывавшая пол, по которой в течение дня проходило множество пар дорогой обуви, каждые шесть месяцев заменялась на новую, вне зависимости от того, изнашивалась ли она к тому времени. В воздухе висел тяжелый невыветривающийся запах полироли. Каждая дверь, выходившая в главный коридор, была украшена латунной табличкой, на которой готическим шрифтом значилась фамилия директора, восседавшего за дверью. Когда член Совета директоров уходил в отставку, «мальчики» снимали табличку с его именем еще до того, как тот успевал очистить ящики своего письменного стола, так что, когда вновь назначенный член Совета директоров подходил к кабинету, на его двери сияло уже его имя. Таков был обычай. Корпорация напоминала британскую Конституцию, ибо установленный порядок диктовался не статьями, а неписаными правилами, которые не нуждались в официальном оформлении на бумагах с печатями.

В дальнем конце коридора красная ковровая дорожка заканчивалась у дверей, ведущих в зал заседаний Совета директоров, где обычно работал сам Том Юнг.

Когда Саймон Юнг подошел к тяжелым двойным дверям, он обнаружил, что напряженно размышляет, что же означали последние слова Цю Цяньвэя, сказанные в Сингапуре. Кто же ему «попался»? Советский Коммунальный или «Дьюкэнон Юнг»? Или он имел в виду самого Саймона?

Через полчаса он узнает это. Но прямо сейчас он должен сосредоточиться на том, чтобы уговорить отца использовать последний шанс для того, чтобы «Д. Ю.» «не попала» в лапы советских банкиров. И он должен сделать это, не дав знать отцу, что именно поставлено на карту.

Старший офицер службы безопасности Корпорации трижды постучал в левую створку двери и распахнул ее перед Саймоном.

— Председатель Совета директоров «Дьюкэнон Юнг»! — выкрикнул он. Это была еще одна традиция, по которой в зал Совета директоров Корпорации допускались лишь королевские особы, а значит, о прибытии любого гостя провозглашалось именно так торжественно, словно о появлении царственной особы, вне зависимости от того, кем на самом деле был пришедший.

— Доброе утро, отец.

Том Юнг не поднял глаз навстречу Саймону. Он сидел за одной из колониальных диковинок — столом, сделанным по заказу Корпорации в год юбилея королевы Виктории. Только в Морском и Военном клубе на Пикадилли в Лондоне был похожий стол. Сделанный из дуба, он мог раздвигаться и сдвигаться, в зависимости от того, сколько людей надо было рассадить за ним. Он представлял собой кольцо, за ним рассаживались и с внутренней, и с внешней сторон. Когда он был сдвинут до минимума и задействована только одна его секция, за ним могли свободно поужинать шесть человек, сидя в приятной близости друг от друга. Но когда его полностью раздвигали, он заполнял собой почти весь зал заседаний и по его внешнему и внутреннему периметру можно было разместить почти сотню человек. Приглашения на банкет Корпорации, который давали трижды в год, вызывали у приглашенных почти такие же чувства, как и приглашение на обед к королеве. Люди приходили сюда полакомиться, тем более что кухня была великолепной, а также ради того, чтобы взглянуть на легендарный стол. Сегодня он занимал примерно треть зала заседаний. Том Юнг сидел с внутренней стороны кольца. Бумаги и досье были разложены на сверкающей, как стекло, дубовой поверхности.

Кресло у Тома было на колесиках, так что по мере того, как длился рабочий день, он просто передвигался от одной стопки бумаг к другой, перебираясь по внутреннему кольцу вдоль стола, пока не заканчивал со всеми делами на сегодня. В обычный день он делал полтора круга. Иногда, однако, выпадали дни, которые его подчиненные называли «трехкруговыми» — невыносимые вахты, затягивавшиеся до глубокой ночи, когда Том Юнг в рабочей горячке, казалось, забывал, как его зовут. «Трехкруговые» дни вселяли во всех, кроме Тома Юнга, ужас. К счастью, они выпадали не часто.