Читаем Шпицбергенский дневник полностью

Во дворце культуры давался концерт художественной самодеятельности, в спортивном зале проводился футбольный матч Баренцбурга с командой корабля, на улице разжигались мангалы, готовились шашлыки, пеклись русские блины. Пассажиры круизного судна толпами в сопровождении гидов поднимались из порта по лестнице или усаживались в автобусы и доставлялись прямо к гостинице.

Вся эта людская масса, состоящая преимущественно из людей пожилого возраста, старичков и старушек, порой еле двигающихся с помощью палочек и костылей, всенепременно заходила на почту проставить на открытках штемпели с изображением белого медведя и надписью «Баренцбург», «Полярная станция» и другими подобными, сработанными местными умельцами, и разносящиеся теперь раритетами по всему миру. Здесь же с почты, пользуясь купленными на месте телефонными карточками, можно было связаться по норвежской линии с любым уголком мира, что туристы и делали, создавая очередь у единственного аппарата.

Сам я обслужить в короткое время такое количество людей, конечно, был не в состоянии, поэтому во дворце культуры за столиком с марками и открытками устраивалась моя жена, владеющая английским в достаточной мере, чтобы объясниться с покупателями.

Вечерами, особенно перед предстоящим утренним выездом в норвежский посёлок, я запирался в помещении почты и начинал штемпелевать письма и просматривать поступившую корреспонденцию. А она бывала внушительной для посёлка с населением в тысячу человек. И дело было не в письмах с материка от родных и близких. Такие мы сразу отбирали, и первое время в дни привоза почты дверь моего кабинета уполномоченного не успевала закрываться от посетителей. Все торопились спросить, нет ли им письма с Родины.

Несколько позднее мы установили часы выдачи писем. Потом мои друзья с норвежской почты после очередной реконструкции своего помещения в Лонгиербюене передали нам бесплатно секции запиравшихся абонентских почтовых ящиков. Мы перевезли их буксиром и установили в помещении, где обычно собираются шахтёры до и после работы. Так ушли в историю очереди и выкрикивания фамилий. Перестали теряться письма у забывчивых друзей, бравших чужие послания и неделями хранивших их у себя в кармане. Постепенно всё приходило в норму. Люди привыкли к норвежской почте.

Была у меня корреспонденция и другого рода. Некогда ещё при советской власти в Баренцбурге работала любительская радиостанция. Был клуб радиолюбителей. Кстати, здесь вообще существовала многие годы мощная радиостанция, которую успешно демонтировали после развала страны, как свернули и другие полезные вещи, в том числе сильную вертолётную службу. Но это уже иной разговор. Так вот клуб радиолюбителей тоже прекратил своё существование, но письма в их адрес почему-то приходили постоянно много лет с разных концов земли. Если в конвертах лежали купоны или доллары для марки на обратный ответ, я сначала отвечал адресатам, что клуб недавно прекратил своё существование, потом писал, что радисты выехали со Шпицбергена, наконец, стал сообщать, что адресатов давно нет в Баренцбурге, а письма продолжали идти с просьбой подтвердить радиосвязь.

Я догадывался, что кто-то из радистов вещает с материка под маркой Шпицбергена, однако смысл этого мне не радисту любителю понять было трудно. Знал только, что их система отнимает у меня массу времени. Но не ответить считал невозможным, ведь я единственный работник почты.

Люди писали в Баренцбург по разным вопросам, на которые мог ответить только я, знающий язык. Просили прислать номера автомобилей нашего посёлка. Спрашивали о наших денежных знаках. Интересовались работой. Присылали письма ради получения нашего штемпеля. Я не говорю о деловой переписке, которой занимался в рабочем кабинете.

Появилось у жителей Баренцбурга повальное увлечение фотографией. Все мы, конечно, любим это дело. Но как это отражалось на почте? Весьма внушительно. Несколько норвежских и датских фирм с материка предлагали свои услуги по проявке фотоплёнок и печатанию цветных фотографий, рассылая бесплатно специальные конверты, в которые кладётся катушка с плёнкой, указывается на конверте размер и количество желаемых отпечатков, пишется обратный адрес и отправляется. Такой системы, кажется, нет у нас в стране, а там это очень популярно. Закончил снимать, вложил плёнку в конверт, отправил и через пару недель получаешь готовую работу. Очень удобно.

Но для меня, как почтового служащего, это стало дополнительной работой. Когда отправляется, это ещё ладно. Положил в мешок, отвёз, сдал и всё. Но ведь на десятки отправлений потом десятки поступлений, а это значит, что каждый конверт должен быть сначала оплачен. А счета находятся в конвертах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза