Шпицбергенский дневник

Прошедшие дни были так заполнены, что не до записей. 21-е выпало на субботу. Утром встал аж в шесть тридцать с тем, чтобы успеть умыться, побриться, позавтракать и в восемь пятнадцать сесть в автобус. Всех вновь прибывших направили на «трудовую повинность» — перебирать картошку. Так здесь принято. Картошка, которую привозят кораблями, далеко не лучшего качества. Полно гнилой, совершенно непригодной для пищи. Вот её и надо отделить от хорошей. Работа очень трудоёмкая и мало приятная. Потому и направляют на неё тех, кто ещё не успел приступить к своим контрактным обязательствам.

Работал я в паре с милой разговорчивой Галиной, женой радиста. Узнал от неё, что муж её получает зарплату ещё меньше моей. Его ставка 180 рублей, а моя 200. Но меня такой факт не обрадовал. Я бы предпочёл, чтобы и он, и я получали гораздо больше, то есть столько, чтобы хватало спокойно на жизнь. У меня вообще такое мнение, что в принципе все на земле должны жить одинаково хорошо, а это значит, что каждый должен трудиться в меру своих сил, а получать в меру потребностей. Нужно не жить, чтобы получать деньги, а получать деньги, чтобы жить. Это моя принципиальная позиция, с которой многие спорят только потому, что не верят в реальность осуществления такого принципа. А я уверен, что время для такого принципа в мире наступит, хоть и не скоро.

К двум часам дня перебрали с Галиной двадцать четыре ящика картошки и пошли на обед. Погода нас баловала. В небе солнце и почти нет облаков. Снег в горах, наверное, начал таять. Впрочем, ветерок небольшой дует себе потихоньку.

После обеда наладил удочки, приготовил одну ставку, то есть навязал на леску десять крючков, и пошёл в порт на рыбалку. Тут ветер ощущался больше и казался попрохладнее, чем наверху, но, как говорится, охота пуще неволи. Свинцового грузила у меня не было, пришлось взять самую тяжёлую блесну. Попробовал забросить у самого причала. Глубина оказалась маленькая, метров десять, а то и меньше. Но, к своему удивлению, почувствовал, что кто-то попался и трепыхается в глубине. Заработал катушкой и вытащил бычка, зацепившегося за предпоследний крючок. Ещё несколько забросов оказались холостыми. Между тем ветер стал уж очень назойливым и холодным. Пришлось сворачивать удочки. Тут и время ужина подошло.

Поел и решил заглянуть в кафе, где, как мне говорили, хорошее мороженое. Зашёл, а там музыка гремит, пары танцуют. У двери парень в тёмном костюме. Спрашиваю, что здесь такое, он отвечает — свадьба. Я очень удивился, а парень пригласил войти и сесть за стол. Я говорю, что не удобно, ведь я здесь новый человек, и меня никто не приглашал. А он говорит:

— Так я приглашаю. Это моя свадьба. Откажетесь зайти, обижусь.

Я, конечно, согласился и с удовольствием, но неловко было без подарка. Тогда я снял со своих рукавов рубашки агатовые запонки, купленные мною в Индии, и подарил жениху. Невеста красовалась в цветастом платье. Свадебного не было. Да у них у обоих это уже второй брак — какие уж тут традиции? Он работает проходчиком, а она на подъёмнике при выходе из шахты. Там и познакомились.

В десять вечера кафе закрылось, все стали расходиться, а меня мои новые друзья потащили к себе домой в маленькую однокомнатную квартиру почти такую же, как у меня в гостинице. Народу набилось много, с трудом уселись, кто как мог, вокруг стола, но не зря же говорят: в тесноте, да не в обиде. Стол мгновенно заставили бутылками и тарелками с закуской. Я то, что хотел, выпил в кафе, а теперь согласился только на бокал шампанского.

Странно было бы, если бы не запели хором. Я присоединился и удивил всех не столько голосом, сколько тем, что знал украинские песни. За столом сидели в основном украинцы, а я москвич. Но я объяснил, что жил в Крыму, где и полюбил украинские песни.

Во время перекура на лестничной площадке, куда я тоже вышел, чтобы незаметно уйти, молодой шахтёр пристал ко мне с разговором «по душам». Его интересовало, буду ли я подводить иностранных туристов к жителям Баренцбурга, торгующим сувенирами, и стану ли за это брать деньги, как это делал мой предшественник. Постарался успокоить его, заявив, что уважаю шахтёров и не ограблю их ни на одну копейку. Шахтёр пожал мне руку в знак признательности, а я воспользовался моментом и попрощался, что утром мне на работу.