Шпоры на кроссовках

У старого Марко Стояновича
Было пять сынов и дочь младшая.
Жена стара, внуки малые
На руках у седого Марко оставлены.
Первый сын Марко сгинул в Боснии,
А второй в плен был угнан турками,
Третий сын Марко срублен в Далмации,
Пал четвертый в родной Черногории.
Младший сын остался, Мирослав Маркович,
Дочь осталась — Мирьяна Марковна.
Старый Марко на них не нарадуется!
Мирослав да Мирьяна с внуками —
Вот и рода его продолжение!
Как-то раз Мирослав охотился,
Пропадал по горам-лесам, вернулся с добычею.
Да вернулся на пожарище остылое.
Мать-отец лежали неприбраны.
У них головы были отсечены,
у них руки были отрублены.
А племянники и племянницы малые
Костью все лежали обгорелою
Там, где дом был родной Мирослава Марковича,
Где он рос, где ему было счастливо…
От сестры Мирослав следа не сыскал.
Поднял он тогда голову отцовскую,
Он прижал ее к груди, рыдал горестно,
Бился с криком о бревна обгорелые.
«Храбр, могуч был Марко Стоянович,
Пока старость волосы не выбелила.
Тут как раз и беда нагрянула,
а старик и рук поднять не сумел,
а спасти его было некому!
Ой, зачем ты остался жить, Мирко Маркович?!
Почему не умер ты с ближними?!
Тебе было бы сейчас легче легкого…»
Открывает тут глаза мертвые
Голова отцовская на его руках.
Размыкаются уста окровавленные,
Слышит Мирослав голос Марко старого:
«Мирослав, сын мой младший, ты слез не лей.
Знай: сгубил нас бей Исмаил-Паша.
Он увел сестру твою красавицу,
Он угнал Мирьяну в бесчестие!
Заряжай ружье русское, Мирослав Маркович,
Заряжай пистоли немецкие,
Отточи ты кинжал и саблю польскую.
Ты пойди и найди Исмаил-Пашу
Как он мне — сруби ему голову,
Отомсти за родных погубленных,
Вызволи сестру Мирьяну Марковну —
Тогда спать мне спокойно в сырой земле…»
С той поры я ищу Исмаил-бей-Пашу,
Плачу туркам, что ими заслужено…

Колька слушал, чуть приоткрыв рот. Когда Мирослав умолк, то и рот Колька захлопнул, но лишь за тем, чтобы тут же снова открыть и спросить:

— Ты ищешь свою сестру?

— Я ее нашел, — вздохнул Мирослав. — Она там, внизу, — он махнул рукой, — в деревне на берегу… И Исмаил там. Не сегодня-завтра отплывет его каторга, и как мне быть тогда, где сестру искать — за морями? Вот и я решил: сегодня ночью попробую сестру выручить. И будь, что будет.

— Что-то ты как-то без оптимизма говоришь, — заметил Колька и, видя, что Мирослав не понял, объяснил: — Ну, уныло.

— Чему радоваться, — отмахнулся Мирослав, — Исмаил-то знает, что я тут и чего я хочу. Я ему за эти две недели немало крови испортил, да и отряд его поубавил. Глупо я поступил. Надо было идти по селам в горы и собирать людей — желающие схватиться с турками всегда нашлись бы. Да я турецкой крови пролить побольше спешил. Вот и попался. Пойду за подмогой сейчас — время упущу. Пойду сестру выручать — так Исмаил начеку. И ее не выручу, и сам погибну.

— Так что будешь делать? — сочувственно спросил Колька. Мирослав посмотрел так удивленно, словно Колька поинтересовался, есть ли у него нос:

— Пойду за сестрой, что же еще? Иначе не будет мне покоя ни на том, ни на этом свете… А тебе дорогу укажу — может, и доберешься до земель, где нет турок.

— Доберусь… — задумчиво кивнул Колька. — Вот что, Мирко. Расскажи-ка ты мне поподробнее про этого Исмаила, про его отряд, что он тут делает и в какой такой деревне обосновался…