Шпоры на кроссовках

…Оказывается, бывает очень трудно разобраться в себе самом. Раньше Колька думал, что это простое дело — что тут разбираться, кто же знает человека лучше, чем он сам?! А вот поди ж ты… С чего он предложил свою помощь Мирославу — Колька и сам не знал. Раньше он тоже помогал, да. Но во-первых, и ему помогали, как бы взаимозачет. А во-вторых — все его приключения были связаны с нужными ему вещами, помогая другим, он помогал и себе.

Сейчас ему ничего не светило, кроме потерянного времени и риска. Но чувствовал себя мальчишка НА УДИВЛЕНИЕ хорошо.

Мирослав намеревался ночью ворваться в селение, стреляя и орудуя холодным оружием, пробиться к дому, где Исмаил-Паша держал сестру, освободить ее и бежать в горы. План был героический, что и говорить. С одним-единственным минусом: скорее всего, Мирослава убьют еще раньше, чем он даже нужного дома доберется. Что уж там кого-то освобождать. Кстати, черногорец и сам это понимал, что не уменьшало его решимости поступить именно так.

Но на взгляд Кольки это не годилось. Тем более, раз он решил участвовать в «разборке» сам.

— Значит, говоришь, — уточнял он, сидя на траве со скрещенными ногами и тыча палочкой в изображенный на земле план селения, — что каторга стоит прямо у берега, и пленников держат на ней в цепях?

— Женщин и девушек — в одном из домов на берегу. И без цепей, — пояснил Мирослав, устроившийся рядом. — Что бы товар не портить. В каком доме — не знаю. Турок не меньше сотни, и злы они, караулы хорошие.

— А вот тут их кони? — коснулся Колька палочкой изображения, похожего на букву П, только очень широкую. — Это для коней штука, как ее?

— Коновязь, — уточнил Мирослав. — Она и есть.

Несколько минут, не меньше, Колька размышлял, подперев подбородок кулаками. Потом спросил:

— Как думаешь, если пленных освободить, станут они драться?

— Станут, — без раздумий ответил Мирослав. — Они здешние, Черных гор дети, у них в жилах кровь, а не вода.

— А ключи у кого? От кандалов или от чело там? У твоего Исмаила?

— Нет, — покачал головой Мирослав, — зачем? Мужчин-пленных он сразу капитан-аге продал. Их, наверное, уже к веслам приковали. Ключи у старшего надсмотрщика, а он все время на каторге.

— А караул на каторге несут матросы или солдаты? — продолжал задавать вопросы Колька. Черногорец уверенно отозвался:

— Солдаты. Да что ты задумал, Никола?

— Погоди, — Колька даже усмехнулся от сознания своего ума, — Если все пойдет, как я думаю, то мы не только твою Мирьяну освободим, но и всех вообще пленных, а их турок никто не уйдет… Вот еще. Чем турки коней кормят овсом или сеном?

— Сеном, — тут же отозвался черногорец, — сено вот здесь… — он не договорил, широко распахнул глаза и с восхищенным изумлением уставился на Кольку. — Ты кем был на Руси? Ты как в плен попал?

— Офицером был, — без зазрения совести ответил Колька, смутно вспомнив из прочитанного, что были тогда и четырнадцатилетние офицеры, и даже младше, кажется. — Догадался, что я делать собираюсь?

— Как бог видит! — восторженно отозвался Мирослав. — Победим — оставайся с нами, бери в жены Мирьяну, я как брат ее тебе отдам! Зачем тебе со шведами воевать, что они тебе сделали?! Будем вместе турок резать! Оставайся, Никола!

— Нет, я домой отправлюсь, — засмеялся Колька. — Да, ты стреляешь хорошо?

— За полсотни шагов в куриное яйцо попадаю, — гордо ответил черногорец.

— Тогда слушай, что надо делать, — Колька встал на колени и наклонился над чертежом в пепле.

3

— Они в том доме, — черногорец уверенно показал на крайний со стороны моря дом под соломенной крышей, отличавшейся от остальных домов селения толь застекленными окнами. — Сколько лежим тут, вон сейчас и стемнеет — а туда несколько раз котел с едой носили. И воду.

— Угу, — ответил Колька. Он раздевался, сидя на камне и сейчас с некоторым сомнением разглядывал снятые кроссовки. Оставить их вместе с остальной одеждой страшновато, но не плыть же в них? Колька вздохнул и положил обувь под куст, аккуратно прикрыв джинсами. — Постарайся не шуметь. Пойми, твое дело не турок поубивать, а женщин освободить… Внимательно смотри — как увидишь меня возле кормы, так и стреляй. Не промахнись.

— Будь спокоен, — уверенно кивнул черногорец, похлопав по прикладу ружья, из ствола которого торчала палка с тряпичным набалдашником, пропитанным маслом. — Запалю так, что весь отряд сбежится… А Исмаил-Пашу все-таки побрею на всю жизнь, и не отговаривай.

— Смотри, — Колька поднялся и вздохнул: — Пойду. Пока до берега спущусь, стемнеет… Пистолет давай.

Мирослав протянул тяжеленный пистолет, рукоятка которого была украшена набалдашником: если взяться за ствол, то можно использовать как дубину. Ото все души Колька надеялся, что ему не придется стрелять.

— Курок спущен, пыж забит, — сказал Мирослав. — Смотри не макни в воду… Давай поцелуемся, что ли, Никола.