Он пытался объяснить это отцу, как мог. Он путался в словах, увязал в них, как неумелый рыболов в собственной сети — а старик не мог понять его, и Эгерт, измучившись, сказал ему наконец: я болен. Я должен исцелиться, и тогда… Отец молчал; впервые на памяти сына вечно прямая спина его устало сгорбилась.
Всё это слушала сейчас Тория; сгустились сумерки, кое-где чадно горели фонари, все до одного ставни были плотно закрыты — казалось, что дома упрямо закрывают глаза на вечер, на грязь, на непогоду… В какой-то момент Тории показалось, что за ними следуют на расстоянии некие смутные тени — однако Эгерт не замечал ничего, он говорил и говорил, и призывал Торию в свидетели: неужели он действительно не прав?!
Спасаясь от ветра, они завернули за какие-то ворота и оказались во дворе, пустынном и захламлённом; кухарка, шествующая из кладовой, бросила в их сторону в меру неприветливый, а больше равнодушный взгляд. Хлопнула дверь, безжалостно придавив клубы пара, выбившиеся было изнутри; фонарь тускло освещал табличку у двери — «Козье молоко». Здесь же, в узком загончике под навесом, маялись две или три неухоженные козы.
Фонарь раскачивался; Тория поёжилась, только сейчас почувствовав и ветер, и сырость:
— Пойдём… Зачем мы здесь…
Эгерт раскрыл было рот, чтобы снова повторить от начала все свои доводы — но замолчал. В тусклом свете фонаря перед ним высился, как мокрый призрак, лейтенант Карвер Отт.
Лейтенант выглядел неважно — видимо, за время, проведённое в городе, мундир его значительно поизносился, а кошелёк порядком отощал. Не лучший вид имели и стоящие за его спиной Бонифор и усатый Дирк — походившие теперь скорее на разбойников, нежели на господ гуардов, оба одинаково держали ладони на эфесах.
Тория не поняла, в чём дело — не узнав Карвера, она решила было, что их с Эгертом выследили обыкновенные грабители. Не дожидаясь требования отдать кошелёк, она с презрительной улыбкой хотела было заговорить первая — однако Карвер опередил её. Он-то узнал Торию даже в мутном свете качающегося фонаря — и не смог удержать глаза в орбитах:
— Госпожа-а! Да мы знакомы! — протянул он с видом крайнего изумления. — Ай-яй-яй…
Бонифор и Дирк подались вперёд, чтобы разглядеть Торию получше.
— Ай да Солль, — продолжал тем временем Карвер, — добился-таки своего… И что же, госпожа моя, — обратился он к Тории с отменно вежливой миной, — вы так легко простили ему подлое убийство вашего учёного жениха?
— Кто вы такой? — ледяным тоном поинтересовалась Тория. Железные нотки в её голосе заставили Дирка и Бонифора слегка отшатнуться, однако Карвер не смутился ничуть:
— Разрешите представиться — Карвер Отт, лейтенант гуардов города Каваррена, послан с особым поручением — доставить в полк дезертира Солля… Это мои боевые товарищи, в высшей степени достойные молодые люди… Вот, госпожа, кто мы такие — а вовсе не ночные разбойники, как вы изволили было подумать! А теперь позвольте спросить вас — кто таков этот человек, который сейчас прячется за вашей спиной?
Солль вовсе не прятался за спиной Тории — но инстинктивно отступил, с тоской ощущая, как поднимается в груди липкая волна его верного спутника, животного страха. Слова Карвера стегнули его, как кнут.
— Этот человек, — бестрепетно отозвалась Тория, — находится под защитой университета и моего отца, декана Луаяна… А господин Луаян маг, как вы, должно быть, слышали. А теперь будьте любезны освободить дорогу — мы уйдём.
— Но госпожа! — вскричал Карвер в замешательстве, настоящем или притворном. — Я не могу поверить, вы же благородная особа, что вас связывает… с этим?.. — губы лейтенанта непроизвольно сложились в гримасу отвращения, когда он взглянул на Эгерта. — Он, повторяю, убил вашего жениха… Я думаю, уже тогда он в глубине души был тем, кем стал чуть позже… Знаете, кем?!
— Позвольте пройти, — Тория шагнула вперёд, и Карвер, помедлив, посторонился:
— Пожалуйста… У нас и мысли такой нет — нанести хоть тень обиды прекрасной дочери декана, господина мага… Однако этот человек, госпожа… Вам интересно узнать, кто он на самом деле, Эгерт Солль?
Эгерт молчал. Постепенно, понемногу до него доходило, что случилось, пожалуй, нечто пострашнее отравленного стилета Фагирры — случилось самое страшное, и он, Солль, будет пить чашу до дна.
Будто отвечая на его мысли, Карвер неуловимым движением выхватил из ножен шпагу. В свете фонаря Эгерт увидел серебряную ленту клинка — и колени его подогнулись.
— Вы ответите, — сдавленно бросила Тория. Карвер поднял брови:
— За что?! Разве я делаю что-либо неподобающее? Госпожа может идти, а может остаться… Во втором случае она увидит, наконец, подлинное лицо своего, гм, друга, — и кончик невообразимо длинной Карверовой шпаги поддел Солля под подбородок.
Эгерт ослабел. Голос Карвера продолжал доноситься до него будто сквозь плеск мельничного колеса — то шумела в ушах его собственная кровь. Тщетно пытаясь превозмочь ужас, он вспомнил вдруг когда-то и кем-то сказанные слова: «попадёшь в безвыходную ситуацию и победишь… путь будет пройден до конца… разве Скиталец… не об этом?»