Шрам

— Мне горько за вас, госпожа, — говорил тем временем Карвер. — Жестокая судьба столкнула вас с человеком, мягко говоря, не вполне достойным… На колени, Солль!

Эгерт пошатнулся, Тория поймала его взгляд. «Попадёшь в безвыходную ситуацию и победишь»… Небо, как можно победить несущийся с горы камень, оползень, обвал? Внутри Соллевой души выл, метался, тысячи раз умирал жалкий трус — и Эгерт знал, что спустя секунду мерзкое животное подчинит его полностью.

— Ты слышишь, Солль? — повторил Карвер негромко. — На колени!

Тория здесь, Тория смотрит. Неужели она думает…

Не доведя мысль до конца, он рухнул в липкую грязь под ногами. Колени подогнулись сами, и теперь перед глазами у него оказались потёртый Карверов пояс и лоснящиеся кавалерийские штаны.

— Вы видите, госпожа? — донёсся сверху укоризненный Карверов голос. — Спросите его теперь, спросите о чём угодно — он ответит…

Эгерт не видел Торию — он чувствовал её рядом, ощущал её болезненное напряжение, и гнев, и растерянность — и надежду.

Она надеется… Она не понимает, что это невозможно. Невозможно преодолеть силу наложенного Скитальцем заклятия. Никогда.

Шпага дёрнулась в нетерпеливой руке Карвера:

— Говори: я последняя тварь…

— Эгерт… — отозвалась Тория, отозвалась издалека, откуда-то из светлого зимнего дня, где вечнозелёное дерево на могиле Первого Прорицателя.

— Я последняя тварь, — выдохнул он запёкшимся ртом. Карвер удовлетворённо хмыкнул:

— Слышите?! Повторяй: я — трусливая дамская болонка…

— Эгерт… — повторила Тория едва слышно.

— Я — трусливая дамская болонка… — сами собой шептали его губы. Притихшие было Дирк с Бонифором залились радостным хохотом.

— Повторяй, Солль: я подонок и мужеложец…

— Оставьте его! — выкрикнула Тория вне себя. Карвер удивился:

— Вы так волнуетесь… Из-за него? Из-за этого… И потом он точно-таки мужеложец, мы застали его с дружком в одном кабачке… А вы не знали, конечно?

До Солля доносилась её беззвучная мольба: останови это, Эгерт. Останови… Сломай заклятие…

Глухо хлопнула дверь — угрюмая кухарка прошла к сараю, кинув на людей у забора тяжёлый, по-прежнему равнодушный взгляд. Поигрывая клинком, Карвер дождался, пока она проковыляла обратно и грохнула тяжёлой дверью, потом повертел шпагой перед самым лицом жертвы:

— Отвечай, подонок… Ты Эгерт Солль?

— Да, — прохрипел Эгерт.

— Ты дезертир?

— Да…

И тогда он снова покрылся потом — но уже не от страха. Сломать заклятие… Пять раз произнести «да».

— Ты, мерзавец, убил жениха этой прекрасной госпожи?!

Торию трясло. Она тоже поняла — сгорбленной спиной своей Эгерт чувствовал её лихорадочное, на пределе срыва ожидание.

Карвер широко ухмыльнулся:

— Ты любишь эту госпожу, да, Эгерт?

— Да! — выкрикнул он в четвёртый раз, чувствуя, как колотится обезумевшее сердце.

Ему казалось, что он слышит дыхание Тории. Светлое небо, помоги мне. Ведь шанс предоставляется лишь раз — и первое в душе должно стать последним… Это значит — отбросить страх?!

Он вскинул голову, ожидая пятого вопроса; встретившись с ним глазами, Карвер невольно отшатнулся, будто увидев перед собой призрак прежнего, повелевающего Эгерта Солля. Отступив на шаг, испытующе оглядел жертву; Солля била крупная дрожь. Карвер удовлетворённо усмехнулся:

— Дрожишь?

— Да!

Он одним рывком поднялся с колен. Успел заметить замешательство в глазах Карвера, успел спиной ощутить движение Тории, шагнул вперёд, намереваясь схватить лейтенанта за тощее горло; Карвер поспешно выставил перед собой шпагу, Эгерт протянул руку, чтобы отвести остриё — и в этот момент приступ тошнотворного, ещё более отвратительного страха превратил его сердце в жалкий трепещущий комок.

Ноги подкосились — он снова осел на землю. Трясущейся рукой коснулся щеки — шрам был на месте, жёсткий, заскорузлый рубец; шрам был на месте — и на месте был изводящий душу страх.

Со скрипом раскачивался фонарь; Эгерт чувствовал, как стынут его колени в ледяной жиже. Откуда-то с крыши капала вода: кап… кап… Что-то беспомощно прошептала Тория; Карвер, опомнившись, недобро сощурился:

— Значит, так… Ты сейчас докажешь госпоже свою любовь, — и он круто развернулся к спутникам, — Бонифор… Там козочка в загоне, видишь? Хозяин не обидится, если мы займём её ненадолго…

Всё ещё надеясь, он шевелил губами, повторяя многочисленные «да» — а Бонифор уже возился возле загона, и Тория, всё ещё не веря в поражение, непонимающе оглядывалась на Бонифора, на Карвера, на усатого Дирка. Аспидно поблёскивала чёрная поверхность жирной лужи.

Надежда последний раз дёрнулась в душе — и затихла, оставив на смену себе глухую безнадёжную тоску; он почувствовал, как Тория тоже поняла это — и сразу обессилела. Глаза их встретились.

— Уходи, — сказал он шёпотом. — Пожалуйста… уходи.

Тория осталась стоять — не то не расслышав, не то не поняв его, не то не в силах сдвинуться с места. Карвер хмыкнул.