Шрамы и песни (ЛП)

— Хорошо, я все сделаю, Шейн. Только ты береги себя, ты такой хороший, и, чувак, Грейс тебя не заслуживает. — И на этих словах он меня крепко обнял. По моему телу растеклось приятное тепло, и я резко отстранился.

— Прости, чувак, — смущенно сказал Коннер.

— Мне пора, — сказал я.

И мы вышли. На нас смотрели три пары удивленных глаз. Когда я уходил, я услышал, как Алекс спросил:

— Коннер, что он тебе сказал?

— Да хрен его знает, нес какую-то чушь, мол, полетел спасать Грейс. Мне кажется, он опять подсел. Сказал, что ему пора, а сам зачем-то пошел в спальню. Я начинаю переживать за него.

— Мда, у Шейна явно поехала крыша. Он даже «Глухаря» не стал с нами смотреть, а это вообще на него не похоже. Надо будет позже проверить его в спальне, — сказал Итан.

Но я знал, они меня там не найдут. Я уже улечу спасать Грейс.

Михалыч скинул меня около какого-то барака и сказал, что Грейс внутри, но дальше он со мной пойти не мог. Я зашел в это убогое здание, под ногами валялись бутылки от пива, окурки, да еще какой-то хлам. На стенах висели революционные плакаты. Я увидел в конце коридора дверь. На ее ручке висел красный носок с вышивкой на боку «Devil». Какого черта на двери висит носок? И что я увижу за этой дверью? У меня затряслись коленки. И не зря. Я пинком раскрыл дверь. Дальше все происходило как в замедленной съемке. Я увидел Грейс и Габриэля, они оба лежали на кровати, наполовину раздетые. Видать, носок на ручку двери повесили совсем недавно. Грейси мило наглаживала крылышки Габриеля. Они оба уставились на меня, Грейс с удивлением, а этот ублюдок явно злорадствовал. Меня начало тошнить. Я увидел достаточно, а теперь я ухожу. Каким же я был идиотом. А ведь Михалыч меня предупреждал. Я просто не мог в это поверить.

— Шамси, Шамси, постой я все могу объяснить, —  кричала мне вслед Грейс.

Шамси??? Серьезно?? Это что еще за черт? 

— Грейс, я увидел достаточно, — прокричал я.

— Он просто попросил почистить ему перышки, — оправдывалась она.

Она еще что-то кричала мне в след, но я уже не слушал ее. Мое сердце было разбито, и слезы текли у меня по щекам. Я ныл как ребенок. КАК ОНА МОГЛА?? Только один этот вопрос не давал мне покоя. Прошло всего-то ДВЕ ТЫСЯЧИ лет. Что могло измениться за столь КОРОТКОЕ время?

Боже, и почему я только не послушался Михалыча и не остался дома с Коннером смотреть «Глухаря». Черт, а сразу после него начиналось «Пусть говорят». Я должен все исправить. У меня получится вновь завоевать доверие Коннера, он долго меня дожидался, пока я нагуляюсь, сможет и сейчас подождать. Надо только найти нужные слова, чтобы он понял всю глубину моих чувств к нему. Но сначала мне надо решить одну проблему — Леа. На моем пути к «И жили они долго и счастливо» стоит слюнтяйка Леа. И я должен ее устранить.

Глава 16 (настоящая)

Меня разбудил шелест шагов у подножия кровати, в носу по-прежнему щипало от больничной вони; а от сигналов аппаратов все так же звенело в ушах. Поднял затуманенную голову с койки Грейс, на которой кое-как заснул, обнимая, несмотря на все торчащие из нее трубки и провода, все так же сидя на долбанном больничном стуле. Я заглянул ей в лицо в надежде увидеть улыбку, но ее там не было. Сердце мое сжалось; она совсем не шевелилась.

Кто-то, стоящий у меня за спиной, прочистил горло. Мне было плевать, пусть хоть задохнется; я не отойду от Грейс.

— Шейн? Шейн Макстон? — Голос медленно переключил мое внимание от закрытых век Грейс.

— Да? — Я отодвинулся и нормально сел на стуле, который придвинул к кровати Грейс и уснул. Спина горела от неудобной позы во время сна, так что я поерзал, пытаясь найти менее болезненное положение. Но не помогло.

— Вставайте, — жестко потребовал голос.

Что? Я обернулся к уроду, решившему, что может мне приказывать. У края кровати грозно стояли двое полицейских в форме. Руки обоих застыли над распахнутыми кобурами; оружие готово к действию. Готовы стрелять на поражение?

— А в чем дело? — спокойно спросил я. Я задумался, а какую музыку они слушают. Фанаты «Безумного мира»? Нее, скорее парочка фанатиков диско-хаус-музыки — размахивающих кулаками ханженских людишек.

— Вам приказали встать! ВСТАТЬ!

Я засмеялся. Да уж, это заставило их пойти на меня.

— Полегче, офицеры! — сказал я, улыбаясь. Подняв руки над головой, ладонями вверх, чтобы никто не прожег во мне отверстия, я встал.