Шрамы и песни (ЛП)

— Я отказываюсь, Михаил, ради нее... она веками искала меня. Уж лучше я рискну с той, что верила в мою душу с незапамятных времен, чем с теми, что с легкостью поверили, что я способен отвернуться от своих братьев и привести зло в мир, для защиты которого был создан.

— А если Габриэль продолжит изводить ее на земле?

— Полагаю, это моя битва, Михаил. И она стоит этой борьбы.

Михаил медленно покачал головой, и его тело, как в старом немом кино, замерцало и стало невзрачным. Небеса поблекли в тусклом сиянии, и очертания вокруг стали неясными, пока мы втроем не оказались перед узкой деревянной дверью.

Мы с Джейкобом замерли на пороге, но, когда он двинулся вперед, я помедлил, сомневаясь, что ноги меня удержат. Знаю только, что громко закричал, что, рыдая, звал ее по имени, что никогда прежде не испытывал такой муки. Перед нами предстала Грейс, вся избитая и измученная.

Джейкоб осторожно потянул цепи, приковывающие ее искалеченное тело к деревянному стулу. Он был опрокинут на залитый кровью жесткий пол, и, зная Грейс, она изо всех сил боролась с тем, кто ее заковал, и пыталась вырваться. Я рухнул на колени перед ней и осторожно убрал с лица спутавшиеся волосы. Я прошептал ее имя. Услышав мой голос, она приоткрыла опухшие от побоев глаза. Она пыталась что-то сказать, ее губы шевелились, но сорвался с них только всхлип. Если Габриэль сделал подобное с ее душой у нее в подсознании, то что же он вытворял с ней на земле на протяжении тысячелетий? Какой ложью завалил? Через какие ужасы она прошла, пока он пытался сломить ее дух?

Горячие слезы потекли из моих глаз, размывая ее образ.

— Тише, малышка, я здесь. Села, это я. Шамсиил. — Я осторожно обнял ее. Легонько поцеловал ее в лоб и провел губами по нежной коже. — Ты не пострадала, все это нереально, ты просто находишься между мирами. Мне так жаль. — Я посмотрел на нее, пытаясь понять, осознала ли она, где находится, что Габриэль закинул ее в лимб, заточил в собственном разуме. Ее тело в безопасности, восстанавливается на больничной койке, в окружении тех, кто ее любит.

Ее глаза говорили больше любых слов, тело дрожало, губы отчаянно пытались двигаться.

— Какой подарок ты мне преподнес? — прошептала она.

Слезы быстрее покатились по моим щекам.

— Тише, малыш, все хорошо... — Проклятье, она сомневается, что я это я. Михаил прав... Буду ли я ей нужен, будет ли она любить меня теперь, когда я больше не ангел?

— Нет... Мне нужно знать, что это ты... что после всего... это действительно ты.

Тень Михаила накрыла нас.

— Шамсиил, ты уверен в своем решении? Габриэль может возвратиться за девушкой. Пора забрать ее.

Я притянул ее ближе и мягко погладил кончиками пальцев ее искалеченное лицо, словно пытаясь забрать ее боль.

— Безусловно, Михаил, она того стоит.

— Да будет так, — прошептал Михаил. Я знал, что ему никогда не понять. Его ангельская душа никогда не испытывала свободы и любви, которую дарит человеческая жизнь.

Прошу, Грейс... Села... не отказывайся от любви ко мне только из-за того, что я теперь обычный человек.

— Независимо ни от чего, знай, что я всегда любил, и буду тебя любить, и буду защищать тебя, всегда.

Ее глаза расширились, а дыхание стало прерывистым.

— Что ты сделал?

Сможет ли она простить, что ради нее я отказался от предложения вернуть крылья? Была ли Села такой же, как и все фанатки Шейна — полюбившей меня лишь за то, кем я был? Человеческое существование приводило к массе сомнений и неуверенности, которые так сокрушали меня.

— Если бы не я, сейчас ты бы находилась там, где тебе и предначертано быть. Так что я дарю тебе возможность начать все с начала. Вот и все, малышка. Твое наказание закончилось.

Осторожно подняв, я передал ее в протянутые руки Михаила.

— Она запомнит это, Михаил? Будет ли она помнить меня?

Как только Михаил принял ее крошечное тельце в свои великие руки, сразу же все раны исчезли, а на щеках заиграл румянец. Будучи в человеческой форме, совершенно никчемным, я позавидовал способности Михаила. На его месте должен был быть я, это я должен был исцелить ее. Но я не мог.

— Да полюбит она тебя как Шейна и только Шейна. За то, какой ТЫ, мой славный и потерянный брат, и коли так, лишь ИМ тебе и быть, пока ты не расскажешь ЕЙ о том, кем был до тех пор, пока я не вмешался. Возможно, она ничего из этого не вспомнит.