Шрамы как крылья

Линда меняет физраствор на другую жидкость – этот прозрачный эликсир унесет меня отсюда, пока врачи трудятся над моим телом. Я мысленно веду обратный отсчет, начиная с десяти, пока цифры не начинают расплываться вместе с потолочными плитками над моей головой.

Наступает темнота.

Глава 37

Крик мальчишки.

Этот громкий, испуганный звук врывается в мой сон.

Я тут же просыпаюсь.

Темно. Я тоже кричу в пустоту.

Прикосновение к моей руке.

– Ава, это Кора. Ты в больнице. Твои глаза зашиты. Помнишь?

Память медленно возвращается ко мне. Дыхание успокаивается. Мальчик снова кричит.

– Кто это? – спрашиваю я.

– Какой-то мальчик в коридоре.

Я в ожоговом отделении, где боль – фоновый шум.

Я слышу шаги Коры по линолеуму, затем щелчок двери, крики все равно слышны.

– Я здесь всего на неделю, верно?

– Да, на одну неделю. Через несколько недель у тебя премьера спектакля. Твои друзья из театрального кружка принесли воздушные шары. А твои старые друзья из прежней школы прислали твои любимые цветы – оранжевые и розовые герберы.

Я вспоминаю обо всех сообщениях, которые они присылали после моего отъезда. Я так и не ответила на них.

– Откуда они узнали?

– Ну, время от времени они со мной связываются. Они любят тебя, Ава.

На меня накатывает сонливость.

– Я, пожалуй, отдохну.

Кора сидит так тихо, что я не понимаю, здесь она или вышла. Я окликаю ее и в ответ слышу:

– Я здесь, солнышко.

В прошлый раз меня это раздражало – что Кора все время торчит у моей кровати, проверяет мое состояние, спрашивает, как я себя чувствую. Но теперь, каждый раз, когда я просыпаюсь, я радуюсь, что она рядом. Словно маяк в окружающей меня темноте.

Часы перетекают друг в друга без возможности различить темное и светлое время суток. Медсестра приносит болеутоляющее раз в четыре часа, и я безуспешно пытаюсь отследить время.

Порой Кора мимоходом упоминает, какое сейчас время суток. Она делала точно так же в прошлый раз, когда я впервые вышла из комы. На стене висела толстая стопка листов, и, очнувшись, я каждый раз видела дату и список операций, которые перенесла, пока спала.

Такое ощущение, что я никуда отсюда не уезжала. У кровати сидит Кора, в воздухе витает все тот же запах больничных антисептиков, смеси антибактериального мыла, латекса и оптимизма. Все те же приглушенные вскрики из «бункера». И вечное пиканье аппаратов в такт моему телу.

Вскоре дни тоже начинают таять. Пытаясь отвлечь меня, Кора читает вслух домашнюю работу по географии и рассуждает о том, что настало время подумать о выборе колледжа. Когда я становлюсь слишком тревожной, она включает «Волшебника страны Оз» и порой подносит к моему уху телефон, чтобы я слушала жизнерадостное мамино «Перезвони мне-е». Это все помогает. Но недостаточно.

Мысли ходят по кругу. Я вздрагиваю от каждого звука и паникую, когда мне кажется, что я осталась в одиночестве.

Темнота вызывает приступы клаустрофобии.

– Ну, как ты? – спрашивает Линда.

Судя по звукам и ощущениям, она меняет катетерный мешок.

– Нормально, а что?

Она касается моего лица салфеткой.

– Ты плачешь.

– Ох.

– До следующей таблетки остался час.

– Я не поэтому плачу. Не обижайтесь, но я просто ненавижу это место.

Линда смеется.

– Да какие могут быть обиды, милая моя. Через несколько дней ты вернешься домой.

Я киваю. В прошлый раз они то же самое говорили.

Дом.

Трижды щелкни каблуками…

Прошел год.

Я уже там?

Темнота застилает мое зрение и мой разум. Я вспоминаю ночь пожара, когда Сара сказала, что почувствовала какой-то запах и спустилась вниз, чтобы проверить. Отец с искаженным лицом бежит сквозь пламя, чтобы вытолкнуть меня из окна. Огонь вокруг, он заполняет легкие, поглощает меня.

Кора кладет влажное полотенце мне на лоб и говорит, что я кричала во сне.

Она читает открытку от Асада, раз пять заверив, что он не заходил и меня не видел.

«Надеюсь, твоя операция прошла просто ВОЛШЕБНО. Заметила, какой я остроумный? С любовью, Асад».

Кора вкладывает открытку мне в руки, и я держу ее, позволяя хорошим мыслям хлынуть сквозь темноту. Я не одна. У меня есть Асад. Друзья из театрального кружка. И даже сварливый мистер Линч.

И Пайпер.

Окруженная темнотой, я позволяю себе признать, как сильно скучаю по ней со дня нашей ссоры.

И вот однажды утром – судя по звукам развозимых тележек с едой и запаху яиц, это все-таки утро – она появляется в моей палате.

– Ава?

Не знаю почему, но я возвращаюсь к одной из своих тактик игнорирования: притворяюсь спящей и начинаю глубоко дышать. Врезавшись в ножку кровати, Пайпер останавливает кресло.

– Я хотела тебе кое-что сказать. Даже хорошо, что ты спишь, проще будет, – говорит она.

Я лежу тихо. Пайпер делает глубокий вдох.

– До твоего появления моя жизнь была отстойной. Ну, она и сейчас отстой, но наметился большой просвет. – Она делает паузу и тяжело вздыхает. – Ты права: после аварии я всех отталкивала. Это я оттолкнула Кензи. Но я знаю, что она винит меня в аварии, потому что вести машину должна была я. Я тоже виню себя.

Ее голос дрожит. Я чувствую, что должна что-то сказать, но не нахожу слов.