Шрамы как крылья

Застонав, Пайпер ковыляет дальше по коридору, прямо сквозь учеников, которые толкают ее и ходунки. Пайпер сворачивает в туалет – и я за ней.

– Да ты просто издеваешься, – стонет она.

Она начинает кричать на меня, да так громко, что какая-то девчонка в испуге роняет бумажное полотенце и убегает.

– Что тебе надо, Ава? Объяснений? Так получай! Да, я лгала! Я отправила эти сообщения, чтобы ты держалась подальше от Кензи. Поздравляю – ты была права! Я ревнивая собственница и не выношу даже мысли о том, что ты можешь дружить с Кензи!

– Я не…

– И мне это нравится, знаешь ли! – обрывает она меня. – Это так здорово – высказать правду, о которой все молчат!

– Ты думаешь, что все хотят твоей смерти?

Я тянусь к ее плечу, Пайпер отстраняется.

– Да! Я в этом уверена.

– Ты ошибаешься.

– А ты дура. Ты не слышала, что я сказала? Я лгала. Я использовала тебя. Я чокнутая маньячка, жрущая таблетки, и ты должна держаться от меня подальше.

Я молчу, а Пайпер заходит в кабинку для людей с ограниченными возможностями и плотно закрывает дверь.

– Иди отсюда! – кричит она. – Ты не можешь меня изменить!

Я опускаюсь на кафельный пол рядом с полным ведром для мусора и подтягиваю колени к груди.

– Я не собираюсь изменять тебя, – возражаю я. – Я пытаюсь сказать тебе, что люблю тебя. Твои шрамы и все такое.

Любовь без условий. Я думала, она умерла вместе с моими родителями. Или исчезла навсегда после того, как я увидела в зеркале свое лицо.

Сквозь щель между дверью и полом видно, как Пайпер опускается на пол и принимается тереть ноги, разминая уставшие мышцы.

– Тебе больно? – спрашиваю я.

– Я в порядке.

Звенит звонок, скрипят кроссовки спешащих в классы учеников. Потом становится тихо. Так тихо, что капающая вода кажется оглушающе громкой. Что бы сделала доктор Лейн в такой ситуации? А Кора?

И вдруг мне на ум приходит вопрос: а что бы сделала Пайпер?

– «Она феникс в огне…» – напеваю я.

– Не смей использовать мою «Огненную смесь» против меня! – рычит Пайпер из-за двери.

Я пою чуть громче, притворяясь, что не слышу ее.

– «Внутреннее пламя рвется вовне…»

– Мы уже далеко за пределами дурацких песенок. Так что хватит петь.

Я стою в углу, запрокинув голову, так что мой голос эхом разносится по туалету.

– «История жизни на коже ее…»

Пайпер бьет по стене своей кабинки, отчего начинают шататься и соседние.

– Хватит петь! Хватит притворяться, что все хорошо! Ничего хорошего тут нет!

– «Не сдавшись, она продолжает полет…»

Я пою. Пайпер кричит.

А когда у нее в легких кончается воздух, она глубоко вздыхает и снова кричит.

– Они ненавидят тебя! Они даже не прикоснутся к тебе! Ты шут! Мы обе шуты!

– «Над всеми…»

– Фредди Крюгер! – голосит Пайпер. – Отбивная!

– «…и всем воспарила!» – Я тоже почти кричу. – «Демонов своих победила!» – Во внезапно наступившей тишине мой голос вызывает эхо. – «И шрамы как крылья несет!»

Я пою заключительное «о-о-о», и, когда замирает последний звук, из кабинки доносится еле слышное:

– Твоя лучшая подруга пыталась покончить с собой.

– Знаю. – Я кладу ладонь на дверь кабинки.

Эхо от слов Пайпер сильнее, чем от моей песни.

– Ты что, не понимаешь? Хорошо уже не будет никогда, – она еле шепчет.

– А я и не говорила, что все будет хорошо. Я сказала, что не уйду.

Пайпер вытягивает ноги в соседнюю кабинку, и мне вспоминается, как я сидела за сценой в первый свой день в школе и боялась, что меня заметят.

– Три месяца назад у меня лопнула кожа на коленях, когда я пряталась за кулисами, – со смешком признаюсь я. – Потому что решила, будто заслуживаю лишь одиночества. Что никто не посмотрит на меня, и уж тем более не полюбит. А потом появилась девушка с ярко-розовыми прибамбасами и сомнительным вкусом в выборе париков.

Я пытаюсь открыть замок кабинки со своей стороны. Не получается.

– Пайпер, открывай. Мне нужна эта девушка. До сих пор нужна. Я не уйду без нее.

Пайпер молчит. Прочистив горло, я громко завожу другую «огненную» песню:

– «Эта девушка в огне…»

Дверь распахивается.

– Твоя взяла! Только заткнись!

Раздраженно фыркнув, Пайпер откидывается назад.

– Ты хуже всех, – не глядя на меня, заявляет она.

Я сажусь рядом с ней и легонько толкаю в плечо.

– Ты любишь меня.

Запрокинув голову, Пайпер упирается затылком в стену. Блеснув в уголке глаза, по ее щеке катится слеза и теряется в шрамах на шее.

– Знаешь, я не хотела умирать, – сознается Пайпер. – Я просто не хотела больше жить.

Ее глаза наполняются слезами, словно она сдерживала их лишь силой воли.

– Я думала, если опять начну ходить, все чудесным образом изменится. Но я осталась прежней. И они по-прежнему со мной. – Она указывает на ожоги на ногах под пластиковыми скобами. – Я так устала притворяться сильной.

– Ну и не надо. Рядом со мной не нужно притворяться.

Я обнимаю подругу за плечи, и она прислоняется шрамами к моей второй коже. Пайпер обмякает, и ее протяжный вздох эхом разносится по маленькой кабинке. Ее плечи трясутся, и мы обе даем волю слезам.