Шрамы войны. Одиссея пленного солдата вермахта. 1945

Мне со всех сторон совали хлеб, а ведь я ни слова не сказал им о том, что я голоден. Мне стало тепло и уютно. О, как же мне повезло! Лесорубы снова принялись помешивать фасолевый суп, который я узнал по запаху. В костер то и дело подбрасывали сучья, и горячее блюдо скоро должно быть готово. Рядом, возле огня, был поставлен котелок с мамалыгой. Пока готовился ужин, мы утоляли свое любопытство. Я рассказал о своих приключениях, и они живо кивали и отпускали замечания, которые могут отпускать только старые испытанные товарищи. В груди у этих четырех человек, сидевших вместе со мной вокруг костра в ночи, в горной глуши, бились горячие сердца настоящих друзей. Это были молодые люди, сами прошедшие войну, и вскоре они сами начали рассказывать, подкрепляя слова жестами, о своих воспоминаниях военных лет. Для меня это была сплошная тарабарщина, но пляшущий огонь придавал убедительность и силу сказанному. Я все понимал, рассказы были такими же отчетливыми и осязаемыми, как деревья, как красный отблеск пламени на суровых, мужественных, но таких добрых лицах. Мы хлебали суп, ели мамалыгу, чавкали и плевались в огонь так, что он шипел. Разговор то стихал, то вновь оживлялся. В лесу звучали громкие проклятия в адрес русских. Здесь я чувствовал себя в безопасности. Приятная истома разлилась по всем членам. Теперь я узнал, что было причиной того шумного спора, благодаря которому я услышал этих людей и вышел к их костру. Дело в том, что в результате неловкого движения кто-то разлил над костром котелок кислого овечьего молока. Виновником был тот, кого шлепнули ложкой по заду. Это само по себе печальное событие было, однако, лишь продолжением услышанной мной истории. Три дня назад виновник похвастался, что устроит всем пир и притащит с собой кувшин молока, что вообще-то противно всем обычаям выходящих на работу лесорубов. Так как он недавно женился, то жена, по слухам, давала ему с собой кружечку в мешочке. Естественно, эта кружечка стала предметом шуток и соленых острот. Все говорили о том, что же произойдет в ту ночь, когда они вернутся из леса. Да, сердце у этих ребят было на месте! Я с удивлением узнал, что завтра снова наступит воскресенье и что мне сказочно повезло, что они сегодня не спустились в долину, а остались на делянке, закончить недоделанную работу. Счастливый случай не оставил меня своей милостью! Насытившись, мы закурили крепкий душистый табак. Мне было хорошо и покойно. Я был сыт, находился в безопасности, и нас было пятеро — я был не один! Наконец, кто-то произнес: «Всем в люльку и спать». Мы перетащили костер в шалаш, снабженный отверстием в пологе для выпуска дыма, подложили в огонь дров и улеглись вокруг костра. Один из лесорубов дал мне свою куртку, чтобы я укрыл спину, обращенную к стенке шалаша. Вскоре наступила полная тишина. Казалось, что она разговаривает сама с собой треском и шипением огня. Прежде чем смежить веки, я осмотрел маленькое пространство, в котором находился, — задержал взгляд на потухающем костре, с благодарностью скользнул взглядом по лежавшим вдоль стен спящим лесорубам, взглянул на сложенные из травы и сучьев стены, потом посмотрел на отверстие, через которое из шалаша уходил дым. С удивлением смотрел я на тонкие перекладины, качавшиеся на ветру, но выдерживавшие его напор. Я ждал, когда ко мне придет сон, и вдруг я узрел звезды! Дым на мгновение рассеялся, и стало видно отверстие в островерхой крыше шалаша. Отверстие было небольшим, размером с шапку, но я увидел звезды, прежде чем глаза мои закрылись и я уснул.

На следующее утро, как ты догадываешься, дорогой читатель, настроение у меня было преотличное. Я выспался и наелся и чувствовал себя так, словно совершаю запланированную долгую прогулку. Добраться до цели — это лишь вопрос времени. Надо было запастись терпением и просто жить! Я направился к деревне, втайне рассчитывая на вкусный ужин. Аппетит разыгрался быстро, а ведь я шел всего каких-нибудь два часа.

Русский вырос на дороге словно из-под земли. Выбора у меня не оставалось. Винтовка висела у русского на плече, он не снял ее и не поднял, увидев меня. Голова моя слегка закружилась, но я продолжал механически переставлять ноги, идя ему навстречу. Откуда он только взялся? Ах да, он вышел с боковой тропинки. Удастся ли мне разыграть равнодушие? Разыграть? Ужас был так силен, что ничего играть я не мог, я мог только тупо идти вперед и положиться на случай. Если он снимет с плеча винтовку, то я брошусь на него и задушу!

Русский не спеша поднял к шапке правую руку, затянутую в перчатку, и буркнул приветствие. «Добрый день», — невнятно ответил я по-румынски и прошел мимо. Пройдя мимо русского, я ускорил шаг — я просто не мог с собой ничего поделать.