Читаем Шри Ауробиндо. О себе полностью

Шри Ауробиндо. О себе

Это из вашей собственной «Урваши», написанной в середине девяностых годов прошлого века! Конечно, может быть, что «d» в «dispersed» выпало при печати, но разве это объяснение?

Ответ: Смею заметить, что лично я употребил слово в латинском значении. Однако это не сделало его употребимым. Если слово малоупотребимо, так пусть таким и остается. Поначалу мне показалось, что здесь у вас архаизм – что-то такое вертелось в голове, но, так как я нигде его не нашел, я бросил это занятие – вероятно, я как раз и силился вспомнить свое собственное преступление против этого слова.

29.06.1937

* * *

Вопрос: Английский читатель переварил Карлайля[230] и проглотил Мередита, а теперь не прочь попробовать на зубок еще Джойса со всеми его странными вывертами современного языка. Вывернется ли читательский желудок от такой новаторской фразы, какую вы не одобряете: «the voice of a devouring eye»[231] ? «The voice of an eye»[232] звучит довольно нелепо, но прилагательное «devouring» придает ему нечто такое, отчего создается образ. «Devouring eye» – это уже синекдоха, тот самый прием, выделяющий словосочетание в тексте, который считается самым замечательным свойством Шекспира, передающим его живое, многомерное зрение, и этот эпитет, относящийся ко рту, связывает образ глаза с голосом, оправдывая катахрезу[233] . Если Мильтон мог написать «blind mouths»[234] , а Вордсворт:

Thou eye among the blind,That, deaf and silent, readst the eternal deep, —Ты – глаз среди слепых,Который, глухой и безмолвный, читает вечности глубины.

то почему столько возражений против зрячего голоса?

Ответ: Не могу всё это принять. Голос пожирающего глаза куда более по-джойсовски безумен, чем просто голос глаза. Если английскому языку суждено прийти к полному распаду, пусть будет так, но джойсовские дорожки к бедламу мне не рекомендация.

Приведенные здесь примеры не имеют к делу никакого отношения. Поэзии дозволено быть безумной – поэт и сумасшедший идут рука об руку, но только до определенных пределов. Мередит и Карлайль могут быть стилистически вычурны или экстравагантны – зато, когда нужно, оба абсолютно разумны. В поэзии всё может быть – например, мой «голос склонённого носа»[235] :

O voice of a tilted nose,Speak but speak not in prose!Nose like a blushing rose,O Joyce of a tilted nose!О голос склоненного носа,Звучи, но лишь не как проза!Нос, как румяная роза,О Джойс склоненного носа!

В стихе всё это можно, но переложи прозой, и будет звучать безумно.

5.05.1935

* * *

Вопрос: В строчках:

O Grace that flowest from the Master’s Will,How fondly thou dost mitigate the powerOf utter summit for our volleyed sake… —О Милость, ты цветешь от Воли Мастера,Как ласково ты уменьшаешь силуВысшей вершины во имя нас долинных…

Что вы скажете про «our valleyed sake»[236]? Можно ли так?

Ответ: «For our valleyed sake» – оборот, в котором есть притягательность, так как он содержит в себе определенные возможности, однако звучит он не по-английски. Можно, не считаясь с грамматикой либо в шутку, рискнуть сказать: «Let fall some tears for my unhappy sake»[237] или: «Oh shed some sweat-drops for my corpulent sake»[238] ; так или иначе «valleyed sake» выходит за рамки арша прайога (ārṣa prayoga)[239] .