— Вот, Семен. До вечера будешь ездить с моими. Завтра захвати свои. Запомни, завод пропускает пятнадцать машин в час. Эта, — он ткнул пальцем в сторону полуторки, — не в счет. Она здесь к случаю. Главный потребитель — заводские. У них новые машины, и их много. Но они почти все приходят один за другим. Расстояние между первым и последним — двадцать две минуты, проверено. Придешь на пять минут позднее — придется ждать, как сейчас. Понял?
Я плотно стискиваю челюсти, смотрю в небо, битком набитое звездами, и строчка за строчкой вспоминаю письмо Феликса. Его утром принесла наша поселковая почтальонша. Я заметил ее еще в самом конце дороги. Она переходила от калитки к калитке. Я пил молоко и из-за головы отца следил за ней. Она миновала соседний двор. Я уже знал, что есть письмо и это письмо мне.
— Ясно... хозяин. — Я нашел имя этому человеку. И оно мне понравилось.
— Не повезу.
— А иди ты... — бросил угрюмый племянник и пошел, покачиваясь в такт шагам. Длинная фиолетовая тень его скользила по траве.
— Ну, стоят. А если ты мне машину завтра угробишь? По-твоему, это последняя в Горске стройка? На будущий год крупозавод сдавать и мельницу, да еще в Тамбовском сушилку. Сегодня десять тысяч целины подняли, а завтра еще двадцать поднимут. Где я на вас машин наберусь!
— Ты подумай и поймешь сам. Когда Витька прорвался к вашим воротам и шел с мячом на тебя, ты присел... — Я нарочно говорю с Павликом о наших дневных делах. Надо, чтобы Валя немного пришла в себя. Она слушает нас и думает о своем. Как тогда, в первый раз, когда выходила от Павлика.
— Вы сватаете Валю за этого? — спросил я, усмехнувшись.
Валя помешивала ложкой в стакане. Я сел напротив нее, подвинул ей стакан. Вдруг Павлик неожиданно звонким и повзрослевшим голосом сказал:
И через неделю, как и на второй и на третий день, когда я поставил «газик» в строй и вылез из кабины, земля подо мной кружилась и падала, как после хорошего шторма. Я добрел до ямы с песком и плюхнулся на низенькую, отполированную задами лавку. За моей спиной к воротам потянулись рабочие. Я не стал поворачиваться: Валя выходит последней. Она сама найдет меня...
— Есть, — ответил племянник. — А тебе-то что?
Наконец меня позвали.
Небо было черным и далеким и все усыпано звездами. Ветер коршуном падал с высоты и, набирая силу, тяжело уходил вверх. По пути он задевал крыши поселка и макушки тополей, а через несколько секунд снова обрушивался вниз. Он приносил запах зреющей степи. Здесь всегда любой ветер пахнет степью. «Что, интересно, сказал бы Кузьмин? Смог бы он определить направление ветра тут? — подумал я и усмехнулся. — Старый морж! Через неделю научился бы».
На стройке не хватало машин. Это было видно по измученным лицам шоферов, когда они, подавая самосвалы на разгрузку, высовывались из кабин, по покорности девчат из бригады, принимавшей бетон. В ожидании следующей машины они садились кто где, нетерпеливо поглядывая на дорогу. А водитель гнал к воротам порожнюю машину с не опустившимся еще кузовом. На рытвинах грузовик подбрасывало, клацали рессоры, гулко грохотал пустой кузов, и на дорогу шлепались ошметки бетона. Пронзительно сигналя, автомобиль исчезал в клубах пыли.
— Да.
Федор ловко бросил на сиденье свое грузное тело. Пружины под ним застонали.
— Поглядим, — протянул племянник.
— Трудноватый отпуск тебе, племяш, выдали, — сказал он с усмешкой.
— Поджимают, — машинально согласилась она.
— Что вам нужно от моей соседки? — свистящим шепотом спросила она. — Ходит и ходит... — Кто-то спускался сверху по лестнице. И тетя Лида, смелея, заговорила громче: — Нечего девку с панталыку сбивать! Нечего! Подумаешь, ухажер отыскался!
На этот раз «79-40» попался мне почти на полпути от завода. Осевший под тяжестью бетона, он вынырнул из клуба пыли и исчез. Я понял, что мне сегодня не догнать его, и сжал челюсти.
— Так. Но...
— Я не мальчонок, — нервно заговорил племянник тети Лиды. — Не скалься. Я тебе добром говорю — не ходи...
— Правда, малыш. Витька грубо играет. Но он хорошо играет и не боится мяча...
В коридоре метнулась женская фигура. Застигнутая внезапным моим появлением, женщина не успела юркнуть в свою комнату. Это была тетя Лида. Я прошел мимо, но тетя Лида обогнала меня на лестнице. В руках у нее моталась плетеная кошелка. Внизу, на крыльце, дробь ее туфель оборвалась. Тетя Лида стояла у входа. Маленькое треугольное лицо светилось торжествующим злорадством. Но она боялась и нервничала. И как ни старалась скрыть это, глаза ее выдавали. Я остановился. Заходящее солнце било мне прямо в лицо.
— Мама давно хотела тебе сказать, малыш, — вступил я, — что главное — уметь ждать. Он приедет. Я же рассказывал тебе о своем отце? Приехал же он...
Валя опустила руки на скатерть и побледнела...
— Можете сватать за своего родственника хоть иранскую шахиню, но если еще раз полезете в душу к парню, то...
Валя опускает руку Павлику на плечо.
— Трудовой книжечки-то нету? Нету... Угробит парень машину, кто отвечать будет?
— Мама, когда приедет мой папа? Папа мой когда приедет?
В дверях я обернулся и предложил: