Штиллер уехал. Ему ведь, так или иначе, нужно было ехать. Он надеялся, что Сибилла раскается в своей блажи, приедет за ним вслед. Но надежды Штиллера больше не интересовали Сибиллу. На следующий день, за черным кофе, она объявила Рольфу: — Я не еду в Париж. — Рольф постарался и в радости сохранить свое исключительное самообладание. Тут она сказала: — Я уеду на неделю к подруге, в Санкт-Галлен. — И — странное дело — он вдруг швырнул чашку об стену. Оставшись одна, Сибилла положила на колени телефонную книжку, потушила недокуренную сигарету, нашла номер врача, единственного, к кому могла обратиться по такому поводу, немедленно набрала этот номер и ждала ответа, не слыша биения своего сердца. Смутило ее только собственное ее равнодушие. Сделать это необходимо, и чем скорее, тем лучше.
Разумеется, Рольф ни минуты не верил в существование санкт-галленской подруги. Сибилла обманывает сто, считает за дурака, пора положить этому конец. Злосчастную встречу в его конторе (после того как Сибилла вышла из клиники) ее супруг, мой прокурор, описал не совсем точно. Ожесточенно молчал (так уверяет Сибилла) Рольф, а не она.
Протоколирую.