Штольманна. После свадьбы всё только начинается...(СИ)

  Солнцев коротко кивнул и протянул Штольману сильно надушенный сложенный вчетверо листок белоснежной бумаги, глянцевитой и шелковистой на ощупь. Яков Платонович развернул послание, морщась от приторно-сладкого запаха, источаемого листом, и вчитался в округлые, щедро украшенные завитками, буквы. Записка была краткой: "Мой милый Андрей, прошу тебя сегодня в полдень быть там, где мы впервые познали чувственный восторг. Я буду ждать тебя, если понадобится, целую вечность. Твоя Китти".

  Яков вспомнил, как сияли глаза Юленьки, когда она смотрела на Андрея, и невольно стиснул листок сильнее. Вот, значит, как...

  - Не было у меня ничего с Екатериной, - голос графа прозвучал твёрдо, словно он присягу в суде давал. - И быть не могло.

  - Тогда что же Вы здесь делаете? - взгляд Якова Платоновича заледенел.

  Андрей Александрович вскочил на ноги:

  - Забрать её пришёл. Екатерина Васильевна девица настырная, и она действительно без меня никуда отсюда не ушла, а лес, согласитесь, не самое безопасное место для девушек, пусть и... весьма своеобразных.

  Штольман выразительно приподнял бровь.

  - Знаю, всё выглядит так, словно я её соблазнил, потом заманил сюда и задушил, тем более, что платок тоже мой, я этого не скрываю.

  - И платок Ваш? - Яков Платонович жёстко усмехнулся. - Интересно.

  - Да, мой. И мотив для убийства у меня есть, даже два мотива: во-первых, она за мной бегала и тем самым страшно докучала, а во-вторых, она одна из наследниц господина Волкова, - Андрей взъерошил волосы. - Я знаю, всё против меня, но, поверьте, я не убивал. Когда я пришёл, Екатерина уже была мертва!

  - Почему же Вы не вызвали полицию?

  - Не успел! В первый миг я растерялся, потом бросился проверять, жива ли Екатерина, потом на меня налетел этот слюнявый пёс, вылизавший меня с ног до головы, а там и вы с егерем подошли.

  Солнцев устало опустился обратно на бревно:

  - Об одном прошу: отцу моему не сообщайте, ему волноваться вредно, сердце слабое стало.

  - А Ваша собственная участь Вас не беспокоит? - усмехнулся Яков Платонович, внимательно глядя на графа.

  Тот в ответ лишь плечами пожал:

  - А чего беспокоиться-то? Я же не ребёнок, сам адвокатом сколько раз выступал, цену уликам и мотивам знаю. Если следователь в поиске истины заинтересован не будет, осудят меня за убийство и отправят на каторгу. Доказательств моей невиновности-то нет.

  Штольман пождал губы. В голове его вертелось, если перефразировать столь любимого сестрицей классика: "Убивал или не убивал, вот в чём вопрос?" Одно можно утверждать совершенно точно: охота за наследством началась, и она, если судить по первой жертве, будет жестокой.

  Дело Љ 3. Достойный наследник. Отравлена и задушена

  Ермолай, как обычно, не подвёл, споро обернулся, приведя с собой к сгоревшей сторожке и городовых, под предводительством Коробейникова, и доктора. Александр Францевич в своей несколько сдержанной, полной внутреннего достоинства манере поприветствовал Штольмана и Анну и сразу же приступил к осмотру убиенной, Антон Андреевич же с присущей и так до конца пока и не выветрившейся юношеской порывистостью воскликнул, сияя широкой, несколько смущённой улыбкой:

  - Яков Платонович, Анна Викторовна, рад снова видеть вас в Затонске!

  - Доброе утро, Антон Андреевич, - Штольман крепко пожал руку своему бывшему помощнику, покосился на убитую и со вздохом добавил, - хотя не для всех оно таковое.

  - Здравствуйте, Антон Андреевич, - Анна также протянула Коробейникову руку и тепло улыбнулась. О признании в любви, кое вырвалось у Антона Андреевича, когда они вместе искали пропавшего невесть куда Якова Платоновича, Анна Викторовна и не вспоминала, для неё помощник следователя был всегда кем-то вроде младшего брата. Верный друг, готовый поддержать любую, пусть даже, на первый взгляд, невероятную идею, составить компанию в любой опасной затее.

  А вот сам Антон Андреевич о вырвавшихся словах любви помнил прекрасно, поскольку и трепетное нежное чувство к Анне Викторовне в сердце по-прежнему теплилось, лишь немного пеплом суеты повседневной, временем да разлукой прикрытое. Ещё пуще оков нерушимых сдерживало страсть в сердце Коробейникова осознание того, что предпочли ему не кого-нибудь, а господина Штольмана, коего Антон Андреевич уважал безмерно и чьими способностями восхищался неустанно. Только вот сердцу-то не прикажешь, оно, досада какая, как заприметило Анну Викторовну, в супружестве расцветшую и похорошевшую пуще прежнего, так и зашлось бешеным галопом, с головой выдав смятение молодого сыщика краской на щеках, коя ни взрослости, ни доблести отнюдь не добавляла. Что на фоне сдержанного и мужественного Якова Платоновича, умудрившегося даже за решёткой сохранить достоинство, было отнюдь не желательно.

  - Моё почтение, Анна Викторовна, - Антон Андреевич очень постарался, чтобы голос его лишних чувств не выдал. Пожалуй, даже перестарался, поскольку Анна удивлённо приподняла брови и оглянулась на мужа, гадая, какая муха могла укусить с утра пораньше всегда приветливого и радушного Антошу Коробейникова. Или это он перед городовыми старается солидность показать? Возможно...