Штопальщица

Настроение непоправимо испортилось. Всегда одно и то же. Она может быть гениальной, сколько ей угодно. Творить чудеса, импровизировать, вести за собой оркестр, придумывать новые инструменты, звуки. А они снова будут задавать вопросы о глухоте, будто это ее единственная особенность. Они снова напишут о том, как именно она преодолевает проблемы со слухом. Еще она найдет снисходительные замечания о своей манере одеваться – ну, как же без этого! Бархатные юбки, блузки со складками, вычурные драпировки платьев, изобретенные самостоятельно.

Линда – худенькая грациозная брюнетка с огромными смоляными глазами. Всегда широко распахнутыми. Но взгляд их направлен внутрь, как на портретах Модильяни. Избранный стиль одежды, по ее глубокому убеждению, подчеркивает неповторимость личности.

Писали, что она выглядит так, будто каждый раз закутывается в новую занавеску. С исключительностью дарования соглашались. Но никогда не признавали в ней женщину, заслуживающую чьего-то внимания. Это непреодолимо.

Линда так и не нашла Дэвида. Он исчез. Возможно, она его пропустила, не видит. От дурацкого вопроса ли, от усталости или перенапряжения, Линда ощутила себя раздавленной.

Праздничное ожидание встречи после концерта начисто испарилось. Знакомое ощущение загнанности в угол, про которое она никому не рассказывала. Только Ян знал, что с ней происходит, когда вот так опрокидывается ее взгляд. Только он. Остальные верили, что это нормальное для Линды творческое состояние.

Сегодня Ян жаловался на простуду, странно выглядел. Жаль, не представилось времени поговорить. Наверное, Ян уже в номере, пьет чай, переключает телевизионные каналы. Ждет ее. Неважно, что их отношения в последнее время изменились, Ян понимает ее без слов, он ни о чем не будет спрашивать.

– Грандиозная вечеринка – не находишь? – толстяк Жакоб, импресарио, подошел к ней с шампанским, черные усы топорщились от возбуждения. – Завтра у меня важная встреча, норвежцы предлагают концертное турне по северным странам в следующем году. Нам это интересно?

– Жакоб, ты все знаешь. На твое усмотрение. Потом. Сейчас я не хочу об этом говорить. И будь добр, сделай так, чтобы через десять минут я уехала в отель. Завтра не тревожь меня, пожалуйста. Я устала.

Линда поднялась по мраморной лестнице в комнату с ее именем на двери, сняла концертный наряд и переоделась в привычное серое платье с широкой длинной юбкой. Села в кресло перед зеркалом, задумчиво провела щеткой по темным волосам, одна мечта – расслабиться! Но пульсирует в висках напряжение, ставшее привычным. Ей не хотелось никого видеть.

V

Дэвид показался на фуршете только на одно мгновение. Его успел запечатлеть фотограф в обнимку с Бретом Нильсеном, пожаты руки двух-трех знакомых, легкий комплимент умильной референтше женского журнала, автограф на концертной программке для чьей-то мамы и – бегом в гостиницу. Полину будить.

Черный лакированный лимузин, присланный за ним, пробуждал сравнения с катафалком. Но Мэрил понравится, без сомнения. Внушительное авто, ничего не скажешь.

Швейцар распахнул перед ним дверь и Дэвид быстрым шагом направился к лифту.

А Полина не спала. Она разбирала вещи, привезенные на это короткое время и казалось, она собирается жить в Лондоне долго-долго: набор одежды на любую погоду, невероятное количество косметики – готовность к неожиданностям номер один.

Она обернулась на лязг открываемой двери, улыбнулась Дэвиду и приложила палец к губам. Мэрил тихо спала на диване в обнимку с любимой игрушкой, плюшевым белым медвежонком. Она с ним не расставалась. Медведь держит в лапах красное кашемировое сердце с надписью «Я люблю тебя!» – Мэрил свято верила, что слова адресованы ей.

Полина неотразима. Дэвид не входит в число тех, кому дозволено видеть ее «не в форме». Он совершенно очарован, его жена не раскисает никогда. Светлые волосы уложены в тщательный пучок на затылке. Темно-вишневое платье на узких бретельках. Открытая спина, обтянутые блестящей тканью бедра, потрясающие ноги в замшевых туфлях на тоненьких высоких каблуках.

– Тс-с! Дэвид, не снимай пальто, Мэрил вряд ли проснется, мы удираем прямо сейчас.

Оставлю лампу включенной, но я уверена, что она проспит до утра. Завтра с ней нагуляемся, а сейчас – как здорово я придумала! – поужинаем в ресторане на Лестер-Сквер, помнишь? Там превосходный салат с креветками, его делали специально для меня, а ты был в восторге от рагу из лобстера. Как концерт, кстати? – спросила она небрежно, вытаскивая из чемодана легкий шарф с кистями. – Нашла, наконец!

– Концерт прошел замечательно – и только благодаря тебе. Появилось ощущение легкости, которого так не хватало на репетициях. Ты мой главный дар, дорогая!

– Я рада, что мы оба это знаем, – тихо засмеялась она, накидывая бежевое пальто, которое он так любил. – Пойдем, пойдем. Здесь невозможно поговорить, а у нас не так много времени.

Они вышли, осторожно закрыв за собой дверь. Полина увлекла Дэвида по коридору, они почти бежали по мягкому ковру, скрадывающему звуки шагов.