Шторм-2

Второй проблемой Ормира было то, что, обрекая людей на верную смерть, он наживал себе большое количество кровников в лице сородичей тех, кто должен был понести наказание. Если бы решение о чьей-то вине вынес тинг – свободное вече, – то человек неоспоримо считался бы преступником. Пока же утверждение об измене было всего лишь домыслом Ормира, и хёвдинг сам это понимал. Как понимал и то, что, являясь гражданским вождём этого племени, не пользовался у викингов таким уважением и почитанием как его брат, форинг Йорк. А после волчьей ямы мог утратить и последнее доверие к себе.

Форинга выбирали из числа воинов для предводительства дружины. От умения форинга вести бой, от его личной смелости и мастерства зависела добыча дружины и безопасность деревни. Хёвдинга же избирали среди всех мужчин рода, поручая ему судьбу, славу и благополучие общества. В провинции Игрубс сложилась необычная ситуация. У власти там стояли два брата: один был военным вождём, другой – мировым. Йорк пользовался куда большей славой и уважением, чем его близнец. Но меч форинга поддерживал Ормира, и никому в голову не приходило поискать в племени более достойного предводителя. Теперь же ситуация изменилась, и хёвдинг это знал.

Его отношения с братом выглядели далеко не гладкими, Ормир в тайне завидовал Йорку, его решимости и воле, его бесстрашию и силе. Когда произошло это разделение одинаковых с виду людей на того, об кого ломались копья, и на того, кому каждый шаг в жизни давался с трудом, Ормир не знал. Он все больше скисал в тени брата, но однажды произошло то, что укрепило доверие самого Йорка к хёвдингу.

Прошлая зима случилась на редкость суровой. В деревне кончился сухой вереск, и уже в месяце торри16 обогревать дома стало нечем. На Южном Бьёрне было мало лесов. Точнее, их не было совсем. Проблема казалась неразрешимой. Тогда Ормир приказал всем собраться «единой крышей» в большом доме, где они жили с братом, у одного очага, разрубить корабли и топить корабельной доской. Поначалу это вызвало шумный протест у викингов. Молчал только Йорк Рваное ухо. Он слушал горячую речь хёвдинга и понимал, что если люди не доживут до начала лета, то корабли и так никому уже не понадобятся. Жители Игрубса потеряли четыре корабля, но зато никто не умер от простуды или переохлаждения. Так сто шестьдесят человек перезимовали у одного очага. А потом, летом, Йорк пригнал ещё пять кораблей в их бухту.

Тогда Ормир впервые услышал хвалу в свой адрес. В день начала лета17 о нём пели юноши их рода, посвящая балладу богу Ингви. В сердце хёвдинга расцвели ночные фиалки, и эльфы серебряными голосами свирелей искали слезы в его глазах.

Теперь Ормир должен был придумать что-то такое же. Чтобы свободные фолькеры снова заговорили о его мудрости. И Ормир придумал.

Еще издали Грид заметил вождя викингов, тяжелым шагом тревожившего дорожку среди пожухлых зарослей колючего дрока. Воротник его мехового телогрея, с которым викинги не расстаются ни зимой, ни летом, совершенно скрывал короткую шею этого человека, и потому его сухие скëры18 торчали в разные стороны.

Ормир окликнул вельву, занятую перебиранием зерна в кузовке, и старуха нехотя отложила свое занятие.

Хёвдинг бросил на Грида недружелюбный взгляд, но Фрокна, читая мысли вождя, сказала:

– Этот раб не разбирает нашего языка. Можешь говорить при нем.

– Мне нужны камни, которыми ты разговариваешь с судьбой. Девять белых и три черных, – заговорил Ормир. – Пусть изменники тянут жребий. Óдин сам решит, кому лезть в волчью яму.

Старуха откинула голову назад. Внезапная страсть обожгла ее полузрячие глаза.

– Óдин поднимет свой щит над головой безвинных! – заявила она решительно. – Óдин восстановит справедливость!

– Справедливо было бы наказать их всех, но я не могу это сделать, – тихо ответил хёвдинг. – Но Йорк будет отомщен! Его дух насладится сполна моей местью. Если его убил тот народ, что живет на берегу, где погиб мой брат, – пусть пострадает за это. Пусть тот народ проклянет в веках своего героя-дрекибёти, который навлек на них беду. Он не прибавил им славы, а лишь призвал страшную месть на их головы.

Ормир наклонился, и его слова стали похожи на скрип сухих сосен, которые гнет ветер на берегу.

– Ты сделаешь мне зелье, вельва, вдыхая пары которого погибнут эти люди, – сказал он. – Ты сделаешь мне зелье, которое погубит тех, кто считает героем убийцу моего брата!

Старуха посмотрела на него померкшим взглядом.

– Ты сделаешь мне такое зелье, – подытожил Ормир, – или все узнают, кто ты, и как оказалась в Игрубсе.

Фрокна вспыхнула злым коротким протестом, но тут же ее протест угас и превратился в пепел обреченности. Она проговорила:

– Будь по-твоему… Я знала, чем будет озарён твой вег19. Но ворон уже сел на моё плечо, и сумрак разделяет ночь и день. Богиня Вар20 составит нам компанию в этом промысле.

– Болтай что хочешь, – ответил Ормир, – но зелье должно быть готово ко дню начала зимы. Кстати!.. – вдруг осенило коварный ум Ормира. – А что за скляницу ты хранишь у себя в норе? Говорят, тебе её привезли из Византии за очень большие деньги…