Шторм

— И в какое платье была одета, когда ты нашёл её.

Самодовольная усмешка, от которой вернулась злость на него, вспенилась, подобно волне, нахлынула с удвоенной силой, подгоняемая словно ветром искрами насмешки в уголках синих глаз.

— Любишь подглядывать, Морт?

— У нас это семейное, разве нет?

Не сдержался, прошипел, склонившись к его лицу и опираясь кулаками о поверхность стола:

— Откуда ты знаешь?

Он ведь был с моей матерью всё это время. Он не мог видеть меня на том дереве…и тут же доходит будто озарение.

— Эльф. Ты прочёл его.

— Именно. Как мог его прочесть любой другой, как только его обнаружили бы.

— Но откуда ты узнал, когда там появиться и, главное, где?

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. СЭМ

Он резко подался вперёд, и я выпустил когти, впиваясь ими в стол, чтобы не шарахнуться назад, глядя в это его лицо, на сузившиеся в ярости глаза и раздувающиеся от злости ноздри. Да, Морт решил больше не сохранять маску хладнокровности, и мне это нравится больше. С таким Мокану я ещё знаю, как вести дело. Морту же? Ему я всё же чаще уступал.

— Нет, мальчик, главное не это. Главное — то, что, увидев эту маленькую сексуальную дрянь, ты становишься слишком безмятежным. Ты оставил свидетеля своего проникновения на земле эльфов…сам же подозревая об их причастности к заговору против Нейтралитета.

— Он не видел меня. Он даже не понял, что произошло.

— Зато однозначно бы поняли те, кто вскрыли бы его. Те, кто гораздо опытнее и мудрее двух молодых самцов со взыгравшим либидо.

— Что ты хочешь сказать?

— То, что думать нужно не членом, а головой, Сэм. Увидел смазливую мордашку с сочной дыркой и потерял остатки разума?

— Видимо, это тоже у нас семейное, так?

И тут же задохнуться, потому что этот подонок пригвоздил меня к стене, ударив с такой силой по ней спиной, что показалось, хрустнул позвоночник. Я даже не успел понять, как он встал со своего кресла, а сукин сын уже скалился мне в лицо, демонстрируя клыки.

— Слушай сюда, засранец, ты можешь болтать что угодно про меня…меня твой детский лепет давно уже не трогает. Но ещё раз услышу от тебя хоть слово в адрес твоей, дьявол тебя раздери, твоей матери, я тебя заставлю подавиться собственным языком, понял?

Я расхохотался ему в лицо, расслабившись и даже не пытаясь сбросить его пальцы со своих плеч. Что, навряд ли, имело смысл.

— Ты подумал, что я скажу подобное про маму? Ты серьёзно, Морт?

Взгляд снова сузился, оскал пропал, но верхняя губа всё ещё дёргается, зло, по-звериному.

— Я имел в виду другую…имел в виду каждую бл**ь, которую ты трахал, потеряв последние мозги, — пальцы сильнее впиваются в плечи, — каждую размалёванную шалаву, на которую ты с такой лёгкостью, — адское наслаждение смотреть, как со дна глаз взвиваются вверх синие вихри гнева, — менял нас. Мать, Ками, меня, — проглотить свой же стон, чтобы не позволить загореться триумфу в эпицентре того торнадо злости, что сейчас бушуют в его зрачках, покрывая взгляд плотным туманом, — Яра…клан. И каждый раз — Марианну. Так что ты прав, Морт. Это семейное. Только ты забыл, что я теперь нейтрал. Больше не Мокану. Помнишь? — и зайтись в смехе, потому что он сам не понимает, как его когти вонзаются в мою плоть. Я вижу это — он не понимает.

— Помнишь, Морт? У меня нет семьи больше. Я Шторм. И хрена с два позволю хотя бы одной юбке так выесть мне мозги, как ты. Я сильнее Ника Мокану и его крови. И ты это увидишь.

Рванул корпус в сторону, и Морт ошарашенно выдернул свои руки из моих плеч, наконец, осознав, что делал. Перевел удивлённый взгляд на пятна крови, проступающие сквозь пальто…и вдруг шагнул вперёд, а мне померещилось, что на его лице скользнула тень сожаления. Конечно, померещилось, потому что в эту же секунду он отвернулся и сказал мне убираться.

Уже за дверью услышал в своих мыслях:

«На всё про всё тебе срок — сутки.»

И через мгновение молчания саркастическое, заставившее скрипнуть зубами и вызвавшее дикое желание вернуться в кабинет и приложиться к его лицу кулаком:

«Ты можешь быть каким угодно сильным нейтралом, мальчик…но даже тут ты — член моей команду. МОЕЙ. Понял? И даже тут ты принадлежишь мне. Прекрати сопротивляться этому и смирись. Я достану тебя даже в Аду. Ты мой, Сэм. Можешь хоть голову свою твердолобую разбить о ближайшие скалы. Ты мой. Как бы тебя ни звали, и кем бы ты себя ни считал.»

* * *