Шторм и штиль (с иллюстр.)

– Однажды на моем корабле пошел в море контр-адмирал. Нужно было перебросить его из Севастополя в Одессу. Ну, контр-адмирал, сам понимаешь, не пассажир, а большой начальник. Только взошел на ходовой мостик, сразу же вопросы: «Готовы?.. Как машины? Как гидроакустика?.. Как радио?.. Как команда?.. Все ли здоровы?..» Доложил, что все в полном порядке, в полном боевом. «Хорошо,- говорит, да еще и поблагодарил: - Спасибо!» Сел. Я вижу, следит за каждым моим движением, прислушивается к каждой команде. Все ли я так делал или не все - не помню. Он молчит, не вмешивается в мои действия, словно его и нет на корабле. И знаешь, это в меня уверенность вселило, командирской силы прибавило. Словом, поход был очень удачным. А когда подошли швартоваться, я понял: вот он, мой экзамен. Береговой ветер баллов в пять отталкивает от стенки, крутит кораблем. Но я изловчился, прижался бортом к пирсу, будто к мягкой вате. И что же ты думаешь? Контр-адмирал даже благодарность мне записал в вахтенный журнал.

– И сейчас она есть? Записана? - с внезапным интересом взглянул на Лаврова Юрий Баглай.

– Конечно, есть. А ты думаешь, что я только выговоры получаю?.. Но я еще не рассказал тебе о другом походе. Вышел как-то со мной в море один из работников нашего штаба. Его уже нет... Ну, имел я неприятность! «Не так командуете, старший лейтенант! Плохо отчаливаете от берега! Плохо швартуетесь!» И почудилось мне, будто и не командир я вовсе на корабле, вконец растерялся. Собственного голоса не узнаю. Каждого своего приказа боюсь. Опять будет кричать: «Не так! Плохо!» Вот что можно сделать с человеком...

– Ну, а потом что? - спросил Юрий после того, как они некоторое время шли молча.

– А дальше - рапорт,- невесело улыбнулся его собеседник.- Лавров, мол, неумелый командир, на береговую службу его... Хорошо, что этого штабиста куда-то перевели, иначе я кораблем уже не командовал бы. Это очень просто: скажи о ком-нибудь плохо раз, другой - и нет человека. А скажешь доброе слово - у него и крылья вырастут.

– Хорошо ты рассказал,- ответил Юрий Баглай, - только не понимаю, к чему вдруг? О чем-то другом ты думаешь.

– Конечно, думаю,- легко, даже охотно согласился Лавров.- Ты вот говоришь: «На соревнование». Трудно мне будет с тобой соревноваться. У тебя от похвал крылья за плечами, а я сейчас бескрылый... Но головы перед тобой не склоню, не жди.

– Ну, вот и хорошо... Хорошо...- Юрий хотел еще что-то добавить, но промолчал, какое-то неясное и тревожное чувство охватило его.

– Спокойной ночи,- официально, по-служебному козырнул Лавров, круто повернулся и ушел, не подав руки.

6

Все видели, что замполит Вербенко стареет.

Высокий, худощавый, он еще больше ссутулился, и даже строгий, хорошо сшитый флотский китель уже не мог сделать его стройным. А, кроме того, Вербенко начал носить в карманах две пары очков: одни - для чтения, вторые - чтобы смотреть вдаль.

Лавров, сидя однажды рядом с Баглаем, шепнул:

– Складывает крылышки наш старик. Он улыбнулся, довольный своей остротой.

И раньше эта мимолетная, кривая улыбка в уголках рта раздражала Юрия, а теперь она сделалась просто невыносимой.

– Нам бы с тобой в его годы быть такими, как этот старик,- ответил Юрий недовольным шепотом.

Неприятная улыбочка на лице Лаврова исчезла. По-прежнему - резко очерченный профиль, и в нем - что-то холодное, отталкивающее.

«Странно,- подумал Баглай,- каждый день видишь человека, а до конца так и не разгадаешь, каков он... Или, может быть, я не умею понимать людей?.. А может, и на меня вот так же смотрят и тоже не понимают?»

Однажды вечером пожаловал неожиданный гость.

Почти неслышно, коротко прозвучал звонок, и когда Юрий открыл двери, то невольно подтянулся: на пороге стоял замполит Вербенко.

– Извините, что нарушил ваш домашний покой.

– Пожалуйста, прошу вас, товарищ капитан третьего ранга.

Юрий Баглай смутился. Он был в серой домашней куртке, не совсем опрятный, потому, что чистил рыбу, которую тут же на газовой плите жарили Поля и Мария Васильевна.

Услышав звонок, Поля вышла вслед за Юрием в коридор, увидела Вербенко, и глаза ее засияли. Ей просто.

– Григорий Павлович, какими судьбами? Входите, входите! Чувствуете, чем мы вас сейчас угощать будем. Вербенко весело улыбнулся: тепло встретили, по-домашнему, а ведь ему и хотелось этого.

– Как не почувствовать. Свежая рыба. А для нас, моряков, нет лучшего угощения. Ясное дело, зайду, если уже стою на пороге. Но я - не по служебным делам. В теплую хату, в хорошую семью потянуло.

Вышла из кухни и старенькая Мария Васильевна и добродушно укорила сына и невестку:

Э-э, молодые да зеленые!.. Не умеете человека принять! Вы ведь не ужинали, Григорий Павлович? Ну, так вот, по-простому: от порога да и за стол. Иначе из дому не выпущу.

– Честно скажу: ужинал, но от жареной рыбы не откажусь.

За столом было хорошо. Двое пожилых. Двое молодых. Вместе - будто одна семья. Поля разлила по рюмкам вино и сказала, улыбаясь смущенно:

– Старший лейтенант угощать вас вином не имеет права, так я - за него.

– Откуда у вас такое чудесное вино? - отпив из рюмки, спросил Вербенко.