Шторм и штиль (с иллюстр.)

– Дядя Федор,- довольно улыбнулся Юрий.- Запорожец... Я его так и зову: дядя Федор. И рыба тоже его... Это же, как получилось? Меня и Поли дома не было, он позвонил у дверей, маме пакет в руки, а сам повернулся и ушел.

– Да, да,- вступила в разговор Мария Васильевна. - Я подумала, может, Юра что-нибудь купил и передал? А когда развернула пакет, все поняла: сам наловил, только почему-то постеснялся в дом войти... А знаете, Григорий Павлович, когда дали ему грамоту за картины, так он ее под стекло в бронзовую рамку вставил и на стенку повесил. Была у них, видела.

– Славная жизнь у Запорожца,- сказал Вербенко. - Такое не каждому дается: и на войне, и на старости лет оставаться человеком...

– Потому что много пришлось ему пережить,- покачала головой Мария Васильевна.- Настоящий человек не прячет голову, как страус, а держит ее высоко, поэтому и нелегок его путь. И есть о чем людям рассказать. Спокойной да благополучной жизнью не похвастаешься, скажут: петух пышнохвостый, да и только. А если ты такие трудности смог преодолеть, значит, ты - человек.

– Мария Васильевна, а вы были строгой учительницей? - спросил Вербенко.

– Не знаю... Скорее, наоборот. У доски строго спрашивала, чтобы знающими росли мои ребятишки... А так... давала волю. Не боялась, что какой-нибудь сорванец синяк подхватит или придет в школу с разбитым носом.

– И Юру не баловали? - лукаво улыбнулась Поля.

– Да где там! Таким был озорником, что хоть плачь. Однажды с утра ушел из дому, нет и нет. Уже смеркается, а он все не приходит. Конечно, забеспокоилась. И вдруг ребята приводят его, еле ноги передвигает. Бросилась я к нему: что случилось? Оказывается, с камня спрыгнул.

– С какого камня? - поинтересовалась Поля. А Юрий молча улыбался.

– Пусть он сам расскажет.

– Было, было,- сказал Юрий.- Лежал у нас на пустыре огромный валун. Почему мне вдруг вздумалось прыгнуть с него, сам не знаю. Вскарабкаюсь, гляну вниз - страшно, а спрыгнуть хочется... Три дня прицеливался и прыгнул-таки. Так ударился, что подняться не мог. До самого вечера пролежал, пока меня ребята не нашли.

– Ну а потом я отчитала его хорошенько и за уроки усадила. Тут уж я была строга... Вам, Григорий Павлович, легче, у вас военные да корабельные уставы. Что-нибудь не так сделал мой Юрка, не выполнил - получай, как устав велит. А у меня в школе, какие уставы? Вот и думала я всегда: пусть растет, как хорошее дерево – корнями глубоко в землю, а ветвями вверх и вширь.

– Я тоже учительствовал, Мария Васильевна, и знаю, что молодое деревцо обрезки требует,- осторожно возразил Вербенко.

– Надо, конечно, надо,- согласилась Мария Васильевна,- только очень осторожно, чтобы нужную веточку не срезать.

В уютной комнате, из окна которой хорошо была видна труженица-бухта, они сидели долго, ужинали не торопясь. А тем временем Юрий пересказывал свой разговор с Лавровым о соревновании. Вербенко слушал, не перебивая, только изредка хмурился да бросал сквозь стекла очков короткие изучающие взгляды на Юрия.

А когда Баглай закончил, он воскликнул, довольный:

– Ну, вот и хорошо! Поборетесь с Лавровым. Посмотрим, кто из вас сильнее. Важно, чтобы этот разговор не остался между вами, чтобы о соревновании знали все. Это закроет вам обоим путь к отступлению, у каждого из вас появится упорство, даже злость...

Он перехватил удивленный взгляд Юрия и подтвердил:

– Нет-нет, я не оговорился. Именно злость. В таком деле она полезна. А так что же? Спокойствие? Написали, подписали...- он покачал головой.- Нет, это не соревнование, а бумажка на стену. Соревнование, как я понимаю, это творчество. Творчество во всем. Не только в том, чтобы выполнять требования устава, что-то усовершенствовать в механизмах, но в первую очередь, в том, чтобы совершенствовать самого себя... Вы опять смотрите на меня удивленно? Напрасно. Поймите, все исходит от человека. От нас с вами. От Лаврова. От каждого матроса и офицера...- Вербенко вдруг улыбнулся смущенно и устало.- Заговорил я вас всех. Целую лекцию прочитал.

– Что вы, товарищ капитан третьего ранга! Мыс удовольствием слушали вас,- сказал Юрий.

– Ну, а если с удовольствием, то еще немного послушайте... Чаем угостите, Поля?

– Да что же это я? - спохватилась молодая женщина.- Сейчас будет на столе, Григорий Павлович.

– Сиди, сиди,- остановила ее Мария Васильевна, - я сама принесу.

Вышла и через минуту возвратилась с чаем. Хоть и старенькая, а подвижная, сноровистая, видно, что никогда не пользовалась чужими услугами, все делала своими руками.

Вербенко отпил из чашки, оживился, и глаза у него заблестели.

– Вы, Юрий Николаевич, думаете, что я не вижу, не замечаю ваших отношений с Лавровым?

Юрий покраснел, как школьник.

– Какие такие особенные отношения, товарищ капитан третьего ранга?

– Не хитрите. Я все вижу...- погрозил пальцем Вербенко.- Он назначен командиром корабля раньше вас, и, кажется мне, было время, когда кичился перед вами: «Вот какой я моряк опытный, а что ты по сравнению со мной?» А вы метались из стороны в сторону, искали, ошибались. А когда у вас дела стали налаживаться, Лавров показал себя...