Пленный доложил, что их было всего 18 человек. Сколько было в группе поддержки в лесу, он не знает. Но это и неинтересно. Тех отбили ещё утром и частично похоронили в домике стариков. Сейчас интересны только эти 17 человек, проникших вглубь села и рассыпавшихся по нескольким домам.
Происходящее напоминает сафари.
Хохлов вычисляют, блокируют и уничтожают с азартом и огоньком. Никаким добродушным русопятством здесь и не пахнет. Хохлов мочат безжалостно, жестоко, как опасных зверей, с очень нелицеприятными комментариями.
Они сопротивляются вяло, без отчаяния обречённых. Хитрый хохляцкий мозг не теряет надежду найти форточку, выскользнуть, уползти. В крайнем случае сдаться. Русские добрые. Они отведут в тёплый дом, дадут покушать и покурить. Сочувственно выслушают какую-нибудь слащавую блевотину, сварганенную на коленке, отправят в безопасное место, в тыл. А потом обменяют, сытого и жизнерадостного, на какой-нибудь наш полутруп, с отбитыми яйцами и распухшим лицом. Так думает хитрый хохол. Но сегодня не его день. Ни один не ушёл и не выскользнул из Н-ки. Все тушки были пересчитаны и оприходованы к вечеру. Баланс сведён.
Между тем нам надо перемещаться на пункт эвакуации.
То, что где-то мочат хохлов по окраинам, — это одно, а вот плотный обстрел наших домиков — это очень серьёзная проблема.
Одна из мин ложится прямо перед дверями. Осколки насквозь прошивают китайскую сыромятную дверь, проносятся в нескольких сантиметрах от моего лица, разрывают мышцы на руке старшего в этом доме. Бицепс пробит в двух местах, кость, к счастью, не задета.
Ранение старшего ускоряет процесс перемещения. Ему наложили жгут, всадили промедол. Подбирают ещё троих раненых и отправляют первой группой. Едва они выходят из дома, как тут же влетают обратно. С двухэтажки продолжают стрелять по нам.
Начинается выяснение, кто и почему по нам стреляет. С матами и угрозами как-то урегулируется вопрос. Всё, разобрались, можно выходить. Только группа выдвигается, всё повторяется снова. Снова ведут огонь с двухэтажки. Снова мат-перемат по рации.
— Вы какого хуя снова по нам ебашите?
— Мы не ебашим!
— А кто тогда ебашит?
— Хуй его знает….
«Хуй его знает» оказывается группой хохлов, засевших на втором этаже, тогда как наши, на которых грешили изначально, сидели на первом.
И всё это время о существовании этой группы хохлов никто даже понятия не имел, хотя они не скрывались, не прятались, а сидели на втором этаже здания и вели огонь по всему, что попадало в их поле зрения. Огонь, который после утреннего бардака всё списывали на friendly fire, матерились, орали, но вместо того, чтобы его подавить, бегали, ползали, прятались от него.
Теперь, конечно, вычислив хохлов, уничтожить их было делом времени. И их, конечно же, штурманули и уничтожили.
И можно было бы выдвигаться из дома и перебежками, под огнём хохляцкой арты перемещаться в сторону пункта эвакуации, но бардак с рассыпанными по селу хохлами упорно не желал прекращаться.
Запыхавшийся и бледный, вбежал боец, который все эти дни выполнял роль гонца из штаба, сказал: «Слышь, мужики… А у вас там за стеной на второй половине, по ходу, два хохла сидят с утра. Пленный сказал».
Ну то есть мы тут ходим, бегаем, гасимся от огня с двухэтажки, а у нас прямо под боком сидит гадьё, которое могло запросто нас положить всех до единого, когда мы, например, перебегали из дома в дом.
Отряжается группа, три человека, пулемёт ручной и два автомата, чтобы зачистить половину дома с хохлами.
Мы все по окнам на случай, если они ломанутся в окно на задний двор.
Парни уходят туда, начинается феерическая стрелкотня. Не скажу, сколько по времени, но долго. Возвращаются. Нет никого.
А куда стреляли-то?
Ну, по комнатам простреливали, вдруг они там.
Ясно. Охота за призраками.
Но хотя бы понятно, что двух затаившихся гадин у нас под боком нет.
Теперь точно можно идти.
И всё бы ничего, но по нашему и соседскому дому начинает работать танк. Не миномёт уже, не стволка, а танк.
Танк — это серьёзно. Это прямо совсем тяжко. Это ищи угол, садись на пол и просто молись, слушая, как от близких разрывов слетает черепица с крыши. И вперемешку с танком прилетают кассетки.
Тоже классика ВСУ по выкуриванию противника из укрытий: подавить психику врага танком (а танк очень серьёзно давит психику, много эффективнее стволки и миномёта), выгнать его наружу и покосить кассеткой. Ну или «польками», это ещё круче.
Но тут полек не было, а кассеты трещали по всему периметру.
По соседнему домику то же самое. Там сидит один из командиров и, видно, очень на взводе. Слышу, как по «азарту» он общается с артиллеристами:
— По нам предположительно работает танк. Расстояние полтора-два километра. Погасите его.
Те говорят: мол, примем меры.
Меры никакие не принимаются, мы не слышим ни одного выхода с юга, а танк между тем очень бодро и настойчиво разбирает наши домики. Соседский уже стоит без крыши, у нас, похоже, сейчас обрушится потолок.
А в воздухе, на минуточку, вражеские FPV-дроны. И если в нашем домике появится дыра в крыше…
«Азарт» шипит и хрипит, вызывают одного из наших: