Штормовое предупреждение

Заходил Яковлев в типографию, вышел оттуда с неким пакетом. Побывал на главпочте и в городской больнице, затем на катерке из Артиллерийской бухты отправился на Северную сторону. Последовать за ним не удалось – катер, наполненный «под завязку», отчалил, едва Яковлев перепрыгнул на борт. Но филер догадался подождать в турецкой кофейне неподалёку от причала, и много через час «объект» прибыл, без пакета, но навеселе и отправился домой.

Всё это могло оказаться вполне невинным занятием – навещал знакомых, возможно, что устраивал какие-то мелкие гешефты, – но могло и указывать на некую подпольную деятельность.

В мои планы не входил дневной визит в дом на Центральной горке – Петра Савича, с которым мне хотелось провести предварительную, «прощупывающую» беседу, в это время наверняка не застанешь. Но Яковлев вызывал всё больший интерес и не только на предмет получения «ещё каких-то данных для обоснованного ответа» из военных архивов. А он окажется, определённо, дома – и филер доложит, если Евгений выйдет и если накануне был Яковлев навеселе, то наверняка добавил и продолжил, так что не выберется из берлоги до вечера.

Но в квартире, кроме него, я застал ещё и Тамару Пожарову – она, оказывается, забежала в свой обеденный перерыв, – и весьма громкое выяснение отношений между Яковлевым и Мари Муравской.

Такой взволнованной я её ещё не видел, потому и спросил, едва выглянув из прихожей:

– Простите, я, кажется, не вовремя?

– Очень даже вовремя, Алексей… – почти выкрикнула Муравская и, чуть смутясь, добавила моё отчество: – Степанович.

И Тамара поддержала подругу:

– Вовремя, вовремя! Кроме вас, некому унять этого кокаиниста. Пётр на службе…

– Да что там ваш Пётр, истерички несчастные! – заорал, выбегая в гостиную, помятый с похмелья Евгений. – Тут такое… Степаныч, ты представляешь, что эта вариятка удружила?

– Давайте по-русски и поспокойней, – отметив польское словечко «вариятка», сумасшедшая то есть, сказал я.

– По-русски это вор, негодяй и грязная свинья! – не слишком-то успокаиваясь, выкрикнула Мари. – А я поверила!

– Так всё же – что произошло?

Мари закрыла лицо руками.

– Мне противно это произносить.

– А накатать заявление было не противно! – заорал Яковлев. – На меня! На офицера! На дворянина!

Н-да, от этих ясности не добьёшься. Придётся обратиться к Пожаровой.

– Тамара Павловна, что всё-таки произошло? Что за нервы наперевес?

– Вы же видите, – кивнула Тамара в сторону Яковлева. – Он не в себе. Кокаин с водкой…

– Адская смесь.

С таким уже приходилось мне сталкиваться, когда пришлось отступать от Николаева, но в арьергардном бою мы крепко потрепали отряд махновцев. И в трофейной тачанке обнаружили помимо двух цинков патронов флягу спирта и аптекарскую банку кокаина. И пятеро офицеров не удержались…

– Но – вор, негодяй, заявление… Что? Куда? Почему?

Мари отняла руки от лица и сказала звенящим от обиды голосом:

– Этот пошляк приставал ко мне с гнусными предложениями и вдобавок – обокрал!

Встрёпанный Яковлев огрызнулся, адресуясь ко мне как новому слушателю:

– Приставал? Пришла, разделась, легла – что ещё?

– Как минимум, ответное желание и недвусмысленное согласие.

Представляю, в каком состоянии был бравый «офицер и дворянин» после адской смеси. Явно не герой романа генеральской дочери, вдовы и матери убитого сына.

– А кража – что?

Муравская, немного успокаиваясь, сказала уже не сквозь слёзы:

– Я вообразить себе не могла, что он станет рыться в моих вещах! А потом, ночью, ещё и пытаться обесчестить!

– Что-то я у тебя крылышек не видел, госпожа воительница! – с издевательской гримасой бросил Яковлев. – И чести особой…

– Воительница? – перебил я Евгения.

– А как же! С пистолетом и молитвенником! Хорошо, что вовремя браунинг её из чемодана прибрал – а то бы она и меня грохнула «в порыве праведного гнева».

– И не пожалела бы! – выкрикнула Мари.

(Браунинг? Несколько неожиданно. Хотя это может упростить операцию.

Но пистолет теперь у Яковлева… Вот это плохо. В таком состоянии Яковлев может пустить оружие в ход – и сделает ситуацию необратимой.)

Тем временем Евгений продолжал, обращаясь ко мне:

– Так она ещё лучше придумала, в совдеповском духе: в милицию заявила!

– Когда у бедной женщины отнимают последнее за унцию гадкого порошка, – рассудительно сказала то ли Яковлеву, то ли мне Пожарова. – Не всегда можно предполагать воздержания от эмоциональных поступков.

А я обратился к Муравской:

– Мари, что он взял из ваших вещей?

– Ах, разве это важно? – безнадёжно махнула рукой Мари. – Я просто не могла подумать, что офицер, дворянин способен…

– Увы и ах – на многое, – это прозвучало совершенно искренне. – А уж кокаинист – тем более. Браунинг – это не его бред?

– Нет, – кивнула Муравская. – С полной обоймой. Муж научил…

– Жаль, не быть дурой не научил, – зло сказал Яковлев. – Ещё и ту хамку жэковскую припутала.

– Замолчи, пошляк! – Муравская теперь говорила без слёз, скорее брезгливо. – А вы, Алексей Степанович, ещё ему и ордерок выхлопотали.