Штормовое предупреждение

Во-первых, я сам понимал, что оставаться единственным доверенным связником для агентурной сети было опасно. Хотя бы потому, что я не вечен и вполне уязвим, да и непременно после нескольких своих челночных поездок попаду на прицел турецкой охранки или кого похуже. Сейчас уже не было того сумасшедшего цейтнота, что был год-полтора тому назад, когда внедрялась агентура и устанавливалась система связи, – так что пришло время делать всё надежнее. И ещё никак нельзя было забывать, что критическая необходимость поездок в Константинополь привязывала меня к России, к пребыванию в зоне близкой доступности, тем самым затрудняя выезд в Англию. А с каждой прочитанной статьёй в тематическом журнале и с каждой сводкой о восстановлении нашей собственной военной промышленности выезд и работа в подходящем научно-техническом центре казались всё более актуальными.

Во-вторых, произошли перемены в нашем руководстве. У Артура изменилась зона ответственности – теперь ему поручили заниматься преимущественно контрразведкой и операциями в стране, а в ИНО пришли другие люди. Заместителями Семёна Могилевского, старого большевика, начальника, были назначены по зарубежному отделу Михаил Москвин (он же, как чуть позже мне рассказал Артур, Меир Трилиссер), а по работе с иностранцами внутри страны – Левин и Высоцкий.

Конечно, все отделы – секретный, оперативный, иностранный, особый, информационный, – входили в подчинение к первому заместителю Феликса Эдмундовича, к Менжинскому, находясь в составе Секретно-оперативного управления.

Конечно, почти все штатные работники Управления знали друг друга и по многим делам работали в связке, так что, передавая часть «своей» агентуры Трилиссеру и его заму, Петровскому, Артур не просто положил на стул ключи от сейфов с картотекой и личными делами. По каждому из дюжины резидентов и представителей резидентур состоялся отдельный разбор. По возможности их вызывали в Москву – знакомили с новыми руководителями и кураторами. К нескольким прежние кураторы вместе с новыми ездили сами, «передавали из рук в руки», заодно меняя порядок связи и отчётности. К троим из тех, у кого кураторы не менялись и конспиративность связи не вызывала сомнений, просто посылалось краткое сообщение.

Но к агентам глубокого внедрения, большая часть из которых была связана с Центром напрямую, минуя резидентуры, выход возможен был только через конспиративные контакты. Через специальных посыльных Центра, в том числе – через тех, кого агенты знали только в лицо, и ни с кем иным в доверительные контакты не вступали.

Надо отдать должное Трилиссеру или Петровскому, не сказать точно, кому именно: сразу же, как только началась передача им агентурных сетей, они потребовали срочно ввести дублёров-посыльных, а заодно создать вторую дополнительную систему экстренной связи.

Число агентов, не говоря уже об их именах, в период нашей внутренней перестройки было известно лишь нескольким высшим руководителям. Я знал только, да и то лишь благодаря особому доверию Артура, что внедрять их начали ещё с семнадцатого и занимались этим не только мы, но и особые отделы армий. Агентура Генштаба Красной армии нас не касалась, а вот с нашей, чекистской, пришлось заниматься безотлагательно. По мере сил и возможностей скромного аппарата специальных агентов.

Всё это мне объяснил Артур, «товарищ Артузов», в Москве, на Лубянке, куда меня срочно вызвали. Объяснил с некоторыми нашими, не подлежащими разглашению, характеристиками руководящих работников и подробностями, всего-то за полчаса перед встречей с Петровским и знакомством с «дублёром», который поедет со мною в Константинополь.

Задание на поездку и встречи с «птичками» оказалось не слишком сложным, тем более что дублёром и, как я надеялся, сменщиком моим был назначен Игорь Златин, напарник по прошлой поездке и отменный знаток Константинополя. Требовались только аккуратность, осторожность и предусмотрительность – всё как обычно, в общем-то.

Намного сложнее было, хоть и с помощью Артура, объяснить Петровскому, а затем и Трилиссеру, что намечена, уже готовится и должна осуществиться засылка меня в Англию.

Да, я сказал новым руководителям о главном своём мотиве, определяющем желание послужить России, новой России, таким образом – участвуя в разработке техники радионаблюдения и передавая на родину всё сделанное, – а не в качестве местного агента не столько разведки, сколько контрразведки.