Штормовое предупреждение (СИ)

-Мы прослужим какое-то еще время, а после действительно разойдемся, кто куда: один женится, второй где-нибудь голову сложит, третий найдет какое-то занятие по душе и более интересное… Будем иногда собираться и вспоминать, как было раньше хорошо, а потом – назад, к семье, к работе, к своему дому и своему оседлому образу жизни. А второй вариант – это что мы не разойдемся. Так и будем проводить всю жизнь в обществе друг друга, пока нас не загрызут более молодые и резвые, придя нам на смену. Тогда будем сетовать о том, что мы одинокие, никому не нужные люди, девианты и никогда не вольемся в нормальное общество.

-Куда ни ткни – всюду клин.

-Точно.

-Ты думал об этом, когда нацеливался на меня?

-Конечно.

-А когда появилась Дорис?

-Когда появилась… Дорис, – он с трудом преодолел ком в горле, произнося это имя, – у меня появилось с чем сравнивать. Я довольно малоэмоциональный человек, и мне казалось, мое существование без лишней доли волнений об отношениях – оптимальный путь. А потом оказалось, что может быть намного лучше, и это ощущение может дать какой-то конкретный человек.

-Адам я-проанализирую-все-на-свете Ковальски, ты эгоист, – покачала головой Ева.

-Не думаю. Точнее, безусловно да, в равной с прочими хомо сапианс степени, но не в обсуждаемом вопросе. Мне кажется, я прошу не так уж много и дать за это готов неизмеримо больше.

-А ей это не нужно.

-А ей это не нужно, – эхом отозвался лейтенант. – Именно так.

-Это что такое?

-Это блины.

-Какие необычные.

-Как ты странно произносишь фразу «что с ними такое, черт возьми»…

Ковальски принял из рук Евы пластиковый контейнер – в таких люди носят бутерброды на пикник – и теперь рассматривал содержимое.

-У тебя началась… – он замялся, но вспомнил нужное слово. – Масленица?

Ева расхохоталась, запрокинув голову.

-Ты, может, думаешь, я это к религиозному празднику? – спросила она. – Да я в жизни не была в церкви!

-Серьезно? – кажется, эта новость заинтересовала лейтенанта даже больше, чем приготовленная для него еда. – Почему?

-Но зачем?

-Ради интереса, конечно же.

-Зачем мне, аналитику с высшим физико-математическим образованием, посещать церковь, Адам? Почему это должно мне быть интересным?

-Потому что ты не имеешь собственного опыта, я думаю. Потому, что, выбирая между двумя крайностями: верой и знанием, – имеет смысл ознакомиться с обеими. Уже хотя бы и по той причине, что когда-то они означали одно и то же. А все, что мы знаем сегодня, так или иначе базируется на тех полунаивных скупых данных, доставшихся нам от веками сохранявших их в своих библиотеках монастырей.

Еву, судя по всему, поразили его слова.

-Никогда бы не подумала, – заметила она, – что услышу от тебя что-то подобное. Ты меня удивляешь, Адам!

-Хочешь, я свожу тебя в одно место? Просто так, ради интереса.

-Я просто разрываюсь между желанием сообщить тебе, что это самое нелепое предложение о свидании, которое я получала, и тем, что вести девушку в храм, а потом в лав-отель – это я не знаю, кем быть надо. Нет, знаю.

-Как мне правильно трактовать сказанное?

-Лучше трактуй сделанное, – последовал однозначный ответ. – У меня было такое настроение, когда хочется готовить еду, так что это твоя доля, – Ева уселась на другой стороне огромной кровати, поджав одну ногу. – Тут блины готовят совсем иначе, и они похожи на оладьи-переростки. Блин должен быть тонким!

-Их едят руками?

-Если хочешь, можно и руками, но я просто еще не успела дать тебе вилку. Извини, но красной икры к ним не прилагается.

-Красная икра – ничто в сравнении с той едой, которую приготовили для тебя.

-Это просто твоя доля, я же говорю. У меня никогда не бывает настроения, чтобы готовить для кого-то. Но ты мой друг, и я считаю, что тебе положены блины.

-Именно это я и имел в виду, – Ковальски получив, наконец, в руки столовый прибор, подцепил свернутый рулетом крайний блин и надкусил.

-Мне нравится, – сделал вывод он.

-Еще бы тебе не нравилось. Человека, который бы не любил блины, не существует на свете.

-К ним прилагается семейная история о фамильном рецепте, переданном тебе бабушкой?

-Не-а. Так все в Сибири их делают, ничего необычного.

-Ева.

-М?

-Помнишь, ты спросила меня, как меня зовут?

-Конечно, помню.

-Тебя не удивило, что я не задал тебе того же вопроса?

-Меня бы удивило, если бы ты его задал. По-моему, ответ очевиден.

-Нет. Твое имя – мягко говоря, нетипичное для тех краев, откуда ты родом. Оно может быть и ненастоящим.

-Тогда мы с тобой очень милая парочка: я придумала имя сначала себе, а потом тебе. Если бы мы жили вместе и решили завести собаку, не могло бы быть двух мнений о том, кто бы ее окрестил.

-Я серьезно.

-Так и я не шучу. Ты бы назвал бедную псину Эвклидом или Гауссом.

-Гаусс звучит неплохо, кстати.

-Вот-вот. Это то, о чем я говорила.

Ковальски сделал выразительное движение бровями, но не произнес ответной реплики, как будто ждал продолжения. Его собеседница вздохнула, а затем подняла на диван и вторую ногу. Устроилась поудобнее, сворачивая из лилового покрывала что-то наподобие небольшого кратера, в центре которого находилась она сама.