Штормовой день

— Что ж, я всегда говорю: меньше слов, меньше хлопот. Если вам в Боскарву, спуститесь здесь по тропинке. Туда с полмили, не больше. Дом с видом на море. Шиферная крыша, кругом большой сад. Не пропустите.

— Спасибо. — Я вежливо улыбнулась. — До свидания.

Я повернулась и начала спускаться вниз, чувствуя за спиной его взгляд. Он опять заговорил, и я оглянулась на него. Он улыбался с дружеским видом.

— А если все-таки соберетесь с покупкой, то советую не мешкать. Дома здесь нарасхват.

— Да, я уверена, что так оно и есть, но дом мне не нужен. Благодарю вас.

Тропинка шла под гору к огромной синей чаше морской воды, и я увидела, что пейзаж вокруг стал теперь по-настоящему деревенским — луга, а на них гернзейские коровы с добрыми мордами. В изножье живых изгородей росли фиалки и первоцветы, а проглянувшее солнце превратило густую траву в изумрудно-зеленый ковер. Я завернула за угол — за поворотом потянулись низкие, сложенные без раствора каменные ограды с белыми воротами. Вниз устремлялась подъездная аллея, а в высоких изгородях я различила эскалонию[9] и вязы, от жестоких ветров принявшие самые причудливые формы.

Дома видно не было. Пока я стояла возле открытых ворот, глядя на подъездную аллею, храбрость моя начала исчезать, как исчезает вода из ванны, если выдернуть пробку. Я не представляла себе, что должна сделать и что при этом сказать.

Но, к счастью, неожиданно все решилось само собой. От невидимого дома раздались звуки мотора двигавшейся в мою сторону машины. Машина приближалась. Когда она была совсем близко, я увидела низкий и открытый спортивный автомобиль, не новый, стильный. Я посторонилась, давая ему мелькнуть между воротных столбов и дальше вверх, на холм, туда, откуда спустилась я, но все же мне удалось разглядеть человека за рулем и большого рыжего сеттера на заднем сиденье. Морда сеттера была обалдело-счастливой, как у всякой собаки, которую взяли на прогулку в автомобиле.

Я подумала, что меня не заметили, но ошиблась. Спустя мгновение машина со скрежетом затормозила и из-под колес так и брызнул фонтан мелких камешков. Потом машина дала задний ход, подкатив почти с той же стремительностью к месту, где находилась я. Она встала, мотор заглох, и Элиот Бейлис, опершись рукой на руль, воззрился на меня через пустоту сиденья, предназначенного для пассажира. Он был без головного убора, в автомобильной куртке-дубленке и выглядел так, словно увидел что-то забавное, даже интригующее.

— Привет, — сказал он.

— Доброе утро. — Я чувствовала себя глупо в своей старой куртке, с растрепавшимися на ветру и липшими к лицу прядями волос. Я попыталась отвести от лица эти пряди.

— Похоже, вы заблудились.

— Вовсе нет.

Он все разглядывал меня, слегка нахмурясь.

— Я видел вас вчера вечером, да? В «Якоре». С Джоссом.

— Да.

— Вы ищете Джосса? Насколько мне известно, он еще не приезжал. Это в случае, если он решил сегодня приехать.

— Нет. В том смысле, что я ищу не его.

— Тогда кого же вы ищете? — мягко поинтересовался Элиот Бейлис.

— Я… я хотела встретиться со старым мистером Бейлисом.

— Для этого еще слишком рано. До полудня он не выходит.

— Ах, вот как… — Об этом я не подумала. Видимо, на лице моем отразилось разочарование, потому что тем же мягким и дружеским тоном он поспешил прибавить:

— Возможно, я могу помочь. Я Элиот Бейлис.

— Знаю. То есть… Джосс мне сказал это вчера.

Между его бровей пролегла легкая морщинка. Видимо, мое знакомство с Джоссом его озадачивало, что было вполне естественно.

— Зачем вам понадобился мой дед?

Но когда вопрос этот остался без ответа, он, потянувшись через пустое сиденье, открыл мне дверцу и сказал с холодной решимостью:

— Залезайте.

Я влезла в машину, захлопнула за собой дверцу. Я чувствовала на себе его взгляд, от которого не укрылись ни бесформенная куртка, ни залатанные джинсы. Наклонившись вперед, собака сунула нос мне в ухо, нос был холодный. В ответ я, не оборачиваясь, погладила длинную и шелковистую шерсть животного.

— Как его зовут? — спросила я.

— Руфус. Руфус Рыжий. Но вы не ответили на мой вопрос.

Спасло меня внезапное появление еще одной машины, на этот раз — почтового фургона, поводившего алыми боками и весело громыхавшего по дороге в ту же сторону, что и мы. Фургон остановился, и почтальон опустил стекло, чтобы беззлобно сказать Элиоту:

— Как прикажете мне проезжать и провозить почту, если будете останавливаться и загораживать мне дорогу?

— Простите, — нимало не смутившись, ответил Элиот. Он вылез из машины и взял у почтальона ворох писем и газету со словами:

— Я заберу это и тем самым избавлю вас от лишней ездки.

— Вот и ладно, — сказал почтальон. — Всем бы так выполнять за меня мою работу. — И, весело осклабившись и махнув рукой, он поехал дальше, по всей вероятности, на какую-нибудь отдаленную ферму.

Элиот опять сел в машину.

— Ну, — с улыбкой сказал он, — что прикажете мне с вами делать?

Но я едва слышала его слова. На коленях у него валялись письма, а сверху лежал авиаконверт со штампом Ибицы, адресованный мистеру Гренвилу Бейлису. Этот колючий почерк я не спутала бы ни с каким другим.