Штормовой пеленг

— Петя, приготовьте крюк.

— Крюк готов, Григорий Семенович, — отозвался Шебалкин.

— Добро. Как там у вас?

— Утихло слегка.

— Утихло — значит, ударит, — пробормотал Грибанов.

— Что вы сказали? — переспросил Шебалкин.

— Спускай... крюк, — с трудом ответил Григорий Семенович. От острой боли потемнело в глазах, заломило левую руку.

«Ничего, ничего, — подбадривал себя старый водолаз. — Это потому, что приходится держаться. Вот и затекла. Надо было беседку сделать, сидел бы как король на именинах, пилил бы обеими руками. Ладно, шут с ней, с болью. Поболит-поболит, да перестанет. Не впервой». Но боль не отпускала. «Успеть бы...» — опять подумал Григорий Семенович и потянул за выброску, на которой должны были спустить крюк с тросом от лебедки.

Он ощупал надпиленный трос, подцепил его крюком и приказал:

— Вира!

Трос натянулся.

По подкильному концу Григорий Семенович перебрался на безопасное расстояние и ждал, когда лопнет надпиленный трос. Боль в груди усиливалась, тяжело спускалась вниз по руке, и рука немела, становилась чужой.

— Воздуху дай, Петя.

— Даю.

Шебалкин увеличил подачу воздуха. Григорий Семенович жадно задышал. Он чувствовал, как деревенеют щеки и мертвеют губы, чужой становилась вся левая половина тела. «Ничего, ничего, — успокаивал он себя. — Осталось немного. В аптечке есть нитроглицерин».

Трос лопнул. Это Григорий Семенович понял по чокающему звуку разрыва и глухому удару крюка по корпусу судна. «Ну, теперь дело пойдет!» Он стал перебираться по ходовому концу к винту. Каждое движение отдавалось в груди, в спине, но он, стиснув зубы, зацепил крюк за трал.

С каждым рывком все больше оголялись лопасти винта. Раздергать трал на ступице винта, а там крутнуть машиной — и остатки разлохмаченного трала соскочат сами.

— Петя, ты про воздух не забывай. Там у тебя давление в баллонах падает.

— Нет, Григорий Семенович, — удивленно ответил Шебалкин. — Давление нормальное. Я не забываю.

Григорий Семенович понимал — воздуху не хватает потому, что начинается приступ. Он всегда так начинается, удушьем. «Успеть бы».

— Открой-ка на полный, а то у меня тут как в тропиках.

Шебалкин открыл вентиль на полный, и Григорий Семенович, с силой нажав головой на золотник в шлеме, дал себе передышку; закрыв глаза, вентилировал скафандр и легкие.

— Как вы там, Григорий Семенович? — спросил Шебалкин.

— Все в порядке. Давай крюк.

***

— Через десять минут нас выбросит на мель, — тихо произнес Вольнов и показал на линию эхолота.

Глубина стремительно падала. Чигринов уже отдал приказ приготовить шлюпки, спасательные плотики и надеть спасательпые жилеты. Но панику поднимать раньше времени не стоит. Он подумал, что сейчас чем-то похож на Щербаня — тот тоже не звал на помощь, надеясь справиться.

Оставались считанные минуты. Чигринов шел на риск, до последнего мгновения разрешая водолазу оставаться под водой. Теперь эти мгновения были выбраны.

— Поднять водолаза! — приказал он.

— Он просит еще три минуты, — доложил вахтенный штурман.

— У нас нет трех минут. Немедленпо поднять наверх!

В это мгновение «Посейдон» содрогнулся от подводного удара.

— Мель! — вскричал вахтенный штурман.

— Водолаза наверх! — высоким от напряжения голосом приказал Чигринов.

...Почувствовав удар, от которого содрогнулось судно, Григорий Семенович понял: «Посейдон» бьет о камни. Темнота стала еще гуще, значит, рядом дно, поднялся ил, песок. «Хорошо еще носом, а не кормой, — подумал старый водолаз. — Есть несколько минут в запасе».

— Выходите наверх! — закричал Шебалкин, и Григорий Семенович почувствовал, как потянули его за шланг-сигнал.

— Погоди, зацеплю, — задыхаясь от боли, сказал Григорий Семенович.

Он собрал последние силы, чтобы зацепить крюк за остатки трала на ступице винта. Крюк вдруг стал неимоверно тяжел, обрывал руки. Григорий Семенович едва удерживал его.

«Посейдон» опять вздрогнул всем корпусом, как от боли, и эта боль отдалась в груди старого водолаза. Он знал, что сейчас нельзя шевелиться, сейчас надо затаиться и переждать, пока утихнет боль, рассосется.

— Григорий Семенович, выходите! — испуганно кричал Шебалкин.

— Воздуху, — еле слышно попросил Григорий Семенович. И снова боль точно раскаленная стрела прожгла грудь, вонзилась в левую лопатку. И все же он зацепил крюк за кусок трала на ступице винта.

— Вира крюк! — прохрипел он.

Жестокая боль хлынула в него, как в пробоину...

— Водолаза подняли, — доложил вахтенный штурман.

Чигринов взял трубку телефона и сказал в машину:

— Юрий Михайлович, а ну крутните!

— Крутнем, — ответил старый мехапик.

Это был последний шанс.

Наступила минута тяжелого ожидания.

Старший механик пустил машину. За кормой послышался удар.

«Посейдон» вздрогнул и двинулся вперед.

— Лево на борт! — отдал приказание Чигринов.

— Есть лево на борт! — с радостной дрожью в голосе повторил рулевой.

— Ура-а! — закричали матросы на палубе.

— Ну разгильдяи! — ласково сказал боцман. — Кто из вас родился в рубашке?

— Я, конечно, маэстро, — хмыкнул Боболов. — Меня ждет загс. Приглашаю всех на свадьбу. А вы, маэстро, будете посаженым отцом.