Штормовой предел

Дел у ответственного старшего офицера на корабле действительно всегда выше головы. Утром денщик будит его еще до побудки команды. Чашка горячего чая — и наверх, чтобы принять доклад у вахтенного офицера о положении дел на корабле за последнюю вахту и проследить организацию подъема матросов. Затем старший офицер контролировал утреннюю приборку и только после этого забегал в кают-компанию, чтобы наскоро позавтракать. Затем надлежало поднять флаг. Старший офицер строил команду и встречал появлявшегося на палубе с началом звона склянок командира, приветствуя его. После подъема флага старший офицер докладывал командиру о положении дел на вверенном ему корабле. После чего разводил команду на работы, тренировки и занятия согласно корабельному распорядку. После этого он до обеда снова не покидал палубу, наблюдая за всеми корабельными работами. Одновременно контролировал деятельность офицеров, отвечавших за подчиненных им матросов-специалистов. Перед обедом опять же руководил выдачей традиционной чарки. После обеда и обязательного на флоте "адмиральского часа" офицеры и команда пили чай. Офицеры — в кают-компании, матросы — по своим артелям. Затем старший офицер снова строил команду и разводил ее на очередные работы, тренировки и занятия. После занятий и тренировок новая приборка на этот раз уже большая — часовая. Российские корабли традиционно всегда были самыми чистыми в мире, ибо приборка объявлялась три раза в сутки. Две из них были малыми, а одна большой. Во время большой приборки весь корабль мгновенно вскипал, как потревоженный муравейник. Босые матросы с засученными до колен штанами, вооружившись скребками, кирпичами и ящиками с песком, ведрами и швабрами, принимались за дело. Ползая на четвереньках, они терли палубу песком и камнем потом поливали водой из брандспойта и парусиновых ведер затем уж по ней проходились голиками-вениками и швабрами. После чего деревянная палуба слепила глаза своей первозданной чистотой. Одновременно другая часть матросов мыла борта: вначале их промывали разведенным мылом, а потом окатывали водой. Одновременно другие драили стелы люков и сами люки, драили медь толченым кирпичом и мелом белили резину. То же происходило в артиллерийских казематах, жилых палубах, корабельных коридорах и всех других корабельных помещениях. После приборки команда ужинала. Только затем наступало более-менее свободное время для тех, кто не был занят на вахте. В это время Миклуха работал с документами, одни бумаги подписывал сам, другие готовил для командира, который вечером обычно съезжал на берег. Миклуха полностью брал до утра бразды командования кораблем: проводил вечернюю приборку, поверку, руководил отбоем, ночью обязательно обходил вверенный ему корабль. Затем недолгий чуткий сон и снова новый трудовой день.

К слову, Андреенков был командиром совестливым и достаточно часто оставался ночевать на броненосце, давая возможность своему старшему офицеру и другу побывать с молодой женой.

Но скоро наш герой откровенно заскучал. Нет, не по службе, которая ему нравилось и которой он дорожил. Дело в том, что Миклуха мечтал хотя бы о боевых походах в Средиземное море, но черноморские броненосцы так далеко не ходили. Обычное их плавание длилось двое-трое суток: до ближайшего полигона и обратно. Походы к кавказскому побережью (их иронично именовали "мандариновыми") считались большим событием, к которым подолгу готовились. После океанских просторов Миклуху это удручало.

При этом Миклуха старался заниматься самообразованием. Если в штурманских делах и в морской практике он мог дать большую фору любому из офицеров своего броненосца, то в знании артиллерии чувствовал свою слабость. Именно поэтому летом следующего года он отпрашивается у Андреенкова в командировку на пристрелочную станцию, где дотошно изучает различные типы артиллерийских орудий и баллистику.

По возвращении на "Екатерину" пришла пора прощаться с Владимиром Николаевичем Андреенковым. Старого друга и командира, выплававшего ценз, назначили с повышением в Морское министерство (как говорили моряки, "под шпиц") на должность дежурного адмирала. Должность была чисто чиновничья, но контр-адмиральская и в столице. Сам Андреенков туда не стремился, но Надежда, будучи коренной петербурженкой, настояла, и Владимир Ефимович дал согласие.

Отвальную Андреенков старым друзьям давал в шашлычной Али, с женами же они культурно посидели "На рейде".

Вскоре "Екатерина" встала в ремонт, а Миклуха все лето прокомандовал небольшой миноноской "Килия". Там, на маленьком, продуваемом всеми ветрами и заливаемом волной мостике, он впервые ощутил всю прелесть и ответственность командования кораблем, пусть даже таким маленьким, как "Килия".

— Миноноски — это по мне! — говорил он в те дни супруге. — Скорость, маневренность и, что самое главное, полная свобода! Только ты и море!

Вскоре после отъезда Андреенкова Миклуху навестил командир только что вошедшего в строй броненосца "Двенадцать Апостолов" капитан 1-го ранга Смелов.