Потянуло дымком полевой кухни. Голодные штрафники, в ожидании горячего варева, хмурились, переступая с ноги на ногу в размокших, тяжелых ботинках.
— А это что за хер с бугра по нашу душу? — Толкнул сгорбившегося Лученкова, стоящий рядом долговязый штрафник в поношенной короткой шинели и стоптанных ботинках.
Словно услышав, вопрос офицер объявил:
— Я оперуполномоченный контрразведки «Смерш» армии, старший лейтенант Мотовилов. Согласно Директиве наркома внутренних дел Советского Союза товарища Берии от 18 июля 1941 года, уполномочен вести беспощадную борьбу со шпионами, предателями, диверсантами, дезертирами и всякого рода паникерами и дезорганизаторами.
Моё чекистское чутьё и совесть коммуниста подсказывают, что я должен рассматривать каждого из вас только через прорезь прицела.
Потом, скосив глаза в сторону разговорчивого соседа Лученкова, переступающего с ноги на ногу, резко сменил тему и сжав квадратные, как у бульдога челюсти резко бросил:
— Кто такой? Три шага вперёд!
Боец вышел из строя.
— Красноармеец Сизов!
У Сизова совсем не бравый вид. Холод, сырость, промозглая туманная влажность и грязь превратили его в какое — то пугало.
Он худ, но шинель почему-то нелепо выпирает на животе. Пилотка, нахлобученная на голову, не имела ни малейшего сходства с форменным головным убором.
— Красноармеец?.. — Недоверчиво переспросил офицер.
Сизов промолчал. Въедливость офицера и его тон не предвещали ничего хорошего.
Офицер повернулся к роте. При этом посаженная на короткую шею голова повернулась по-волчьи со всем туловищем, и это вызвало общую насторожённость.
Его слова, обращённые к строю, падали, словно тяжёлые кирпичи:
— Запомните все. Вы не красноармейцы. Вы все говно! Самая обыкновенная штрафная мразь. Трусы и предатели Родины!
Красноармейцем станет тот, кого завтра убьют. Или ранят. Это как кому карта ляжет.
Но до тех пор, пока вы не смоете свой позор собственной кровью, вы все штрафники. Бойцы переменного состава. Золотая рота… Всем ясно?
В строю раздался невнятный шум.
Офицер повернулся к Сизову.
— Пошёл на место!
Двинулся вдоль строя.
Он выглядел так, словно сошел с передовицы газеты «Правда». Невысокий, крепкий, с бульдожьей челюстью и волчьей шеей.
А кругом была грязь. Жирный чернозём, разъезженный танковыми гусеницами и растоптанный солдатскими сапогами. Ошмётки грязи налипали на солдатские шинели, цеплялись на ноги.
— Сейчас вы получите оружие. Скоро пойдёте в атаку. Нет, не пойдёте… Побежите. Предупреждаю сразу и один раз… Кто струсит и ляжет, пристрелю самолично. Это касается всех…
Голос оперуполномоченного СМЕРШ излучал даже не решительность. От него веяло беспощадностью.
Штрафники заволновались.
Мотовилов поёжился. Загремел брезентом плащ — палатки.
— Старшина командуйте!
Рябоватый усатый старшина, похожий на молодого Будённого, молодцевато гаркнул:
— Нале-вооо! Шаг-ооом арррш!
Тяжелая грязь липла к ботинкам. Где-то ревели танковые моторы. Вдалеке были слышны глухие звуки ударов.
На дороге показалась армейская полуторка. В её кузове тряслись двое бойцов.
Машина шла, проседая на ухабах, хлопая залатанными крыльями. Завывая мотором и скрипя рессорами подкатила к крайнему блиндажу.
Водитель, распахнув дверцу, закурил, высунув из кабины длинные ноги в обтрёпанных обмотках.
С подножки кабины, придерживаясь двумя руками за дверцу, соскочил худой носатый сержант.
Зажав волосатую ноздрю пальцем, высморкался на грязную землю. Вытер пальцы о штанину и поздоровался со старшиной за руку.
Потом вытащил из кирзовой планшетки мятый лист бумаги.
— Я буду называть фамилии, подходим, расписываемся в ведомости, получаем оружие. Потом становимся в строй. Всем всё понятно?
Когда опустили борт, штрафники увидели наваленные на полу кузова винтовки. Наверное, их собрали на поле боя. Винтовки были порядочно изношенные, в налипшей на них засохшей земле. Некоторые в крови, ржавчине, с сыпью в каналах стволов.
Старшина роты крякнул, вполголоса выматерился. Для него, кадрового вояки, который всю службу пекся о чистоте и исправности оружия, видеть ржавые и побитые винтовки, было тягостно.
Штрафники переглянулись, и взгляд их стал общим взглядом волчьей стаи, готовой вырвать что-нибудь из чужой глотки.
Сержант уткнулся в список.
— Клепиков. Получи оружие!
— Лови, — Крикнул из кузова один из бойцов и ткнул ему винтовку стволом вперёд. Клёпа, неловко подпрыгнув, ухватился за холодную железяку.
Он был невелик. В тяжелых ботинках, напитанных водой и кой-где перепачканных глиной. Но заартачился как большой.
— Что ты мне эту палку суешь? Она же кривая! С ней ещё мой дед в Крымскую компанию воевал. Давай автомат!
Автомат ему не дали. Сержант вздохнул, потом вспомнил, кто стоит перед ним, гаркнул:
— Щас как тресну по башке, падла уголовная! А ну-ка встань в строй!..
Изо рта сержанта на Клёпу пахнуло махорочным перегаром.
Клёпа получил винтовку, встал в строй.
Только получили оружие и тут же новая команда старшины:
— Винтовки разобрать, почистить и смазать. Чтобы блестели. Как у кота яйца. Ночью на передовую. Там же получите боеприпасы. И смотрите мне!
Потом подумал и добавил: