Штрафная мразь

— Чо это? — спросил водитель, здоровый мужик, из вчерашнего пополнения. — Бензин?

Старшина закурил. Покачав головой, он как-то безнадежно махнул рукой.

— Если бы… Спирт. Наступление скоро. Без него бойцам Красной армии никак!

* * *

В штрафную роту попадали люди в основном неординарные. Тут что ни человек, то своя судьба. Зачастую трагическая.

Каждый день случались происшествия.

Как то случились сразу два ЧП подряд. Исчез штрафник из местных. Дезертирство. Отчаянный мужик, если рискнул из штрафной роты дезертировать. Тут исход один — пуля в затылок, даже разбираться не будут. Двое ушли в самоволку.

До войны в этих краях велись торфоразработки, и рабочие жили в прилегающих бараках. Местность здесь была гнилая и гиблая. Непролазная грязь. Дороги нет. Кругом пустыня, покрытая коричневыми мхами и редкими чахлыми деревцами.

С началом войны всех мужиков забрали на фронт, работали их жёны и дочери, которых звали «торфушками».

Из всех удовольствий только торопливый голодный перепихон, если в бараках появлялся какой — нибудь завалящий мужичок, да самогон из свёклы или помёрзшего картофеля…

Штрафники завалили прямо к торфушкам.

Зависли на ночь, спеша получить нехитрый набор солдатских радостей.

На ухаживания и тёплые слова времени нет. Да и какие тут могут быть тёплые слова? Не до того. Женщины носили кирзовые сапоги и телогрейки. От них пахло потом и селёдкой. От штрафников немытым телом и грязным обмундированием.

Но выбора не было, может быть убьют завтра.

Всю ночь пили и гуляли.

Но утро не задалось. Уходя, в полутьме обули чужие сапоги.

Ещё не протрезвевшие, затаренные самогоном и харчами, нарвались на патруль.

Младший лейтенант с брезентовой кобурой на ремне из которой торчала наружу ручка пистолета «ТТ» долго проверял красноармейские книжки, выспрашивая, что это за должность — боец переменного состава.

Двое бойцов с винтовками и примкнутыми штыками равнодушно наблюдали за происходящим.

Младший лейтенант оказался дотошным, вцепился как клещ. Проверив документы потребовал показать вещевой мешок. Терять самогон было до того жалко, что штрафники рванули бежать.

Старший патруля честно крикнул:

— Стоть! Стоять, вашу мать. Буду стрелять!

Но штрафников гнал старый инстинкт. На хвосте легавые!

Младший лейтенант встал на одно колено и три раза подряд выстрелил из пистолета.

Уйти штрафникам не удалось. Один из них поймал пулю в мякоть ноги.

Патрульные всё же, оказались с понятием. Из фронтовиков. Самогон, конечно, конфисковали, но шум поднимать не стали, приволокли нарушителей в роту.

Полученная рана оказалась пустяковой, её просто обработали спиртом и перевязали.

— Должен вам сообщить, товарищ капитан, — сказал младший лейтенант стесняясь, — у немцев здесь было что-то вроде борделя. Офицеров обслуживали в городе по высшему разряду, а полицаев и солдатню здесь. Немцы ушли, а их бляди остались. Если вашим бойцам интересен сифилис и триппер они могут и дальше продолжать свои романтические встречи.

— Я тебя услышал, младший лейтенант! — сказал ротный и вызвал к себе штрафников.

Раньше они неплохо показали себя в бою. Половков обматерил их, тут же при патрульных зарядил каждому в ухо и пообещал утром расстрелять.

Младший лейтенант побледнел.

— Ну у вас и порядки! За самоволку расстреливаете! — И начал уговаривать Половкова простить штрафников. Капитан дал себя уговорить, потом выпил с младшим лейтенантом. Начальнику патруля подарили трофейный нож и решили о самовольщиках забыть. Причиной ранения посчитали шальную пулю, полученную от отступавших немцев. Такое на войне тоже бывало.

Штрафники похохатывая интересовались:

— Ну как там на блядках? Всунуть то хоть успели? Теперь в госпиталь наверное поедете, с боевыми ранениями?

Те отводили глаза.

— Так мы и не помним ничего!

Штрафники подводили итог.

«Ну вот цельный праздник у вас получился! Всё было для веселья… и пьянка, и бабы. Надо было еще с патрулём подраться — и тогда был бы полный комплект…»

* * *

Хорошо в избах ночевать, но избы не для штрафников.

Народец в роте подобрался лихой. Им что немца украсть, что теленка у мирных граждан, было без разницы.

Поэтому командование старалось максимально ограничить любые контакты личного состава с освобождённым населением. Вне боевой обстановки рота оставалась в поле, в траншеях и землянках. Общение спецконтингента с мирным населением было чревато непредсказуемыми последствиями в виде пьянки, или даже чего — нибудь похлеще.

В деревенских избах расположились штабы, старшие офицеры со своими ППЖ, писаря и всякая тыловая братия.

Штрафную роту отвели в лес. Там заняли старые блиндажи, доставшиеся от немцев.

Вырыли несколько землянок, смастерили печки и стали на новом месте обживаться.

Лес одно название, чахлый и редкий, с выгоревшими участками, там и сям перепаханными следами от гусениц.

Лученков бросил вещевой мешок в углу блиндажа, сел, привалился к мешку спиной и закрыл глаза.

Рядом примостился штрафник из их взвода.

Лученков скосил глаза. Это был Сизов.

Был он парнем битым-перебитым и предприимчивым. Но по собственным словам осужден ни за что. В конкретику не вдавался.