Штрафник из танковой роты

Нам повезло на командира взвода. Лейтенант Егор Севостьянович Шитиков был для нас уже «старик» — лет двадцать семь. Он воевал под Халхин-Голом, был ранен, учился на ускоренных курсах и получил сначала младшего лейтенанта, потом лейтенанта. Он запомнился мне своим добродушием и рассудительностью. Губастый, начинающий рано лысеть, Шитиков закончил пять или шесть классов, работал трактористом и мастерски владел танком.

На показательном вождении он творил чудеса. Танк взлетал на крутой, под сорок градусов бугор, стремительно несся вниз, перепрыгивал через рвы, миновал преграду и завершал бег выстрелами из «сорокапятки». Тогда эта тонкоствольная пушка впечатления на меня не производила. То ли дело трехдюймовые орудия или гаубицы-шестидюймовки, плакаты с изображением которых висели в учебном кабинете. Снаряд нашей танковой пушки весил всего тысяча четыреста граммов и легко перекатывался в ладони. Лейтенант Шитиков, или Севостьяныч, как мы его часто называли за глаза, доказывал нам, что «сорокапятка» — штука серьезная.

— Какая лобовая броня у немецкого Т-3? — спрашивал он.

— Двадцать миллиметров, — отвечали мы.

— Двадцать с лишним, — поправлял нас Шитиков. — Усилили они броню. Но «сорокапятка» на пятьсот метров все сорок миллиметров пробивает. Главное — попасть в цель.

Мы уже другими глазами смотрели на небольшой снаряд. Изучая техническую характеристику вражеских танков, мы подсчитывали, что Т-1, Т-2 и чешский Т-38, состоявшие на вооружении фашистской армии, наши пушки возьмут и на пятьсот и на семьсот метров. Мы спрашивали у Шитикова:

— Как там япошки воевали? Драпали, небось, вовсю?

— Нет, — очень серьезно отвечал Егор Севостьянович. — Они не драпают и в плен очень редко сдаются.

— А танки у них какие?

— Разные. Легкие, те слабые. «Сорокапятки» их насквозь, через оба борта пробивали. А средние «Чи-ха», те посерьезнее будут. Пушка потолще нашей, только короткая. Били мы и те и другие.

— Ясное дело, япошкам до нас далеко! — хвастливо заявлял кто-то из молодых.

Шитиков вздыхал и прекращал разговор о Халхин-Голе. Видать, непросто там было. Изучали тактику боя с немецкими танками. Здесь уже не до шуток. Война шла второй месяц. Был взят Смоленск, Витебск, Белая Церковь, немцы вели наступательные бои на всех направлениях. Сводки Информбюро невнятно и с опозданием передавали реальную обстановку. Повторяют несколько дней подряд о жестоких боях в направлении Белой Церкви, затем долгое молчание и уже сообщают, что бои идут восточнее города. Выходит, заняли фашисты Белую Церковь!

В сообщениях Информбюро постоянно перечислялись потери немецких войск уничтожены 12 танков, убиты 600 гитлеровцев, сбиты 10 самолетов и так далее. Подобных сводок было великое множество. И в кинохронике мы видели сгоревшие вражеские танки, обломки самолетов, но немцы упорно продвигались вперед. Прямых сообщений о взятых немцами городах старались избегать. В нашей роте было уже немало курсантов, чьи семьи оказались в оккупации. Кое-кто получил письма о гибели родных. Но полевая почта в условиях отступления работала плохо, и многие получат известия о погибших, пропавших без вести летом сорок первого года, лишь зимой или даже к весне сорок второго.

Дважды выезжали на боевые стрельбы. Стреляли из вставных винтовочных стволиков, закрепленных в «сорокапятке» танка Т-26. Людей было много, нас торопили, и я отстрелялся плохо. Попал лишь один раз в угол мишени. Во второй раз тоже угодил одной пулей, но уже в центр. Паша Закутный подсмеивался надо мной:

— Снайпер! В десятку бьешь.

Впрочем, и остальные стреляли не лучше. Любая стрельба, а тем более из пушки, требует практики. В начале сентября что-то изменилось. Пару раз провели настоящие боевые стрельбы. Я выпустил шесть снарядов-болванок и расстрелял несколько пулеметных дисков. Из пулемета у меня получалось неплохо, я даже получил благодарность. Стреляли из наганов. Здесь я себя переоценил и кое-как, со второго раза, выбил необходимое количество очков на слабенькую «тройку».

В тот период Шитиков, видимо, уже знал о скорой отправке части курсантов на фронт. Мы много занимались тактикой. Лейтенант более откровенно говорил о слабых сторонах нашей техники. Я запомнил его слова, что не надо без конца высчитывать толщину брони, а учиться не подставлять себя под удар. Говорил, что атака — это не парад перед кинокамерой. Скорость, постоянный маневр и огонь с коротких остановок.

К сожалению, настроение «шапкозакидательства», хоть и частично, прошло, но и полной информации, например о немецких противотанковых орудиях (нашем главном враге), мы не имели. Нас убеждали, что тридцатисемимиллиметровку даже сами немцы называют «колотушкой». Между тем это скорострельное легкое орудие пробивало броню наших основных танков Т-26, БТ-5, БТ-7 за полкилометра и больше. Не говоря уже о «пятидесятке», которая была опасна для нас и на расстоянии километра.