Вдогонку им загрохотали автоматы. Все было кончено за несколько секунд. Тела убитых, пузырясь одеждой, покачивались в заводи.
Вышедший на берег Заброднев выглядел разочарованным. Он обмыл биту, опять осмотрел ее, привычно положил на плечо.
«Ладно, потешился, упырь, и хватит», — подумал Алексей, ловя палача в прицел.
Умело отсекая по два патрона, Леха быстро застрелил всех троих оп
Тела сраженных лежали на берегу, слабо агонизируя.
Чечелев еще какое-то время понаблюдал из своего укрытия за их агонией, потом выполз из-под БМП, быстро осмотрелся.
Никого.
По склону скатился к набережной, тенью перебежал неширокую асфальтовую дорожку в извилинах трещин, по разбитым гранитным ступенькам спустился к самой реке, где опять замер, опустившись на одно колено, быстро осматриваясь по сторонам, прижимая к плечу взятый на изготовку автомат.
Никого.
Он поднялся с колена, все еще осматриваясь настороженно, подошел к лежащему на спине Забродневу. Тот был еще жив. Одна пуля попала ему в живот, вторая — в грудь.
Раненый редко и хрипло дышал. Увидел подошедшего, уставился угасающим взглядом, в глазах мелькнуло узнавание.
— Че-че… лев… — прохрипел он, вытолкнув изо рта сгусток крови.
— Я, Забродя, — спокойно произнес Леха. — Твой скальп станет украшением моей коллекции. Разве ж я мог подумать, что когда-нибудь заполучу его себе…
Алексей прополоскал в мутной взбаламученной воде кусочек кожи с коротким волосяным покровом, насадил его на струну, ополоснул руки, глянул в сторону скальпированного.
Тот еще дышал. Редко, прерывисто, хрипло.
— Живучий, блядь, — проворчал Чечелев.
Подошел, нагнулся и трижды ударил Заброднева штыкножом в живот, проворачивая его там…
На каждый удар раненый горлом издавал булькающий звук, выталкивая из приоткрытого рта темную кровь. Потом он затих, расслабился, но еще нет-нет да и вздрагивал в агонии.
— Вот так. Теперь тебя сам черт не спасет, — удовлетворенно произнес Леха, вытирая клинок об одежду бывшего журналиста.
Он распрямился, по привычке осматриваясь. Глянул на оставшихся двоих. Секунду подумал. Чувство, охватившее его, Алексей не мог объяснить, но понимал: скальп Заброди — последний, больше он не хочет этого.
Несколько секунд поразмыслив, Чечелев все же оставил струну со своими страшными трофеями, решив, что сможет избавиться от них в любой момент. А пока что-то удерживало его от такого шага. И это чувство Алексей тоже никак не мог объяснить.
Неожиданно возник гул приближающегося бронетранспортера. За время войны Леха научился безошибочно различать характер работы двигателей разных машин.
Чечелев метнулся подальше от береговой кромки, ища укрытия в густых кустах ивняка.
После того как весь взвод штрафников покинул шахту метро, жулики успели укрыться отдельно ото всех за одной из мусорных куч. Когда заработала артиллерия, Циркач, напрягая голосовые связки, сказал:
— Сейчас или никогда. Надо возвращаться в шахту, переждать там, а потом — воля.
— За вами еще должок есть, — напомнил Смешной.
Тут вскинулся Митяй, зашипел яростно:
— За Циркача не скажу, а мне не надо напоминать о моем долге!
— Ты что же подумал, Смешной, что мы хотим соскочить? — подключился Циркач.
— Ты, конечно, босяк авторитетный, Циркач, но сам посуди: как вы будете гасить карточный долг, если мы собираемся на рывок? — возразил Смешной.
Остальные уголовники сохраняли нейтралитет, но по всему было видно, что они разделяют мнение кореша.
Селиверстов промолчал, но все же бросил многозначительный взгляд на Смешного, понимая, тем не менее, что тот прав.
Конечно, карточный долг — это святое только на словах. При любой возможности не отдавать никто не отдаст. И лишь неотвратимость ответственности да воровской закон обязывают возвращать должок в срок.
Однако ж надо и о себе подумать. Долг долгом, а ну как накроется медным тазом весь их план, если не сказать, что сама жизнь может закончиться вот прямо сейчас. Если не оп
— Сейчас и погасим. Пошли, Митяй, — сказал Циркач.
Они поползли между куч в ту сторону, где последний раз им удалось увидеть Гусева и Лемешко. Вот только где они сейчас и как сделать, чтобы никто ничего не заподозрил? Остается одно — ждать начала боя. Только в этой ситуации можно воспользоваться моментом и убить обоих зарвавшихся фуцанов.
Тут вдруг подал голос невидимый до сих пор Гусев, заорав:
— Пошли!!!
И поднялся первым. За ним поднялись остальные штрафники, перемещаясь короткими перебежками.
Оба уголовника были вынуждены последовать за всеми.
В грохот артиллерийского и минометного обстрела вплелась первая пулеметная очередь, а за ней затрещали беспорядочно автоматы противника.
Все залегли. Циркач опять потерял из виду Лютого.
И тут он опять заорал:
— Клык!!! Пулеметчика!!!
Митяй завертел головой, увидел Лемешко, удобнее прижал к плечу автомат.