Но, знаете, что возразил ему наш тихонький гебист, глубоко убежденный, что он вовсе не сумасшедший, "ник" "СПБ Наблюдатель": он пишет, нимало не смущаясь, что он, Наблюдатель из Питера, не в пример Лопате, русский человек, он вправе говорить о России, что думает, а русско-американский Лопата - никогда, поскольку ныне профессор - "космополит и беглец".
Чувствуете, Анастасия, как вдруг густо завоняло у нас сталинским идиотизмом и газетой "Правда".. Вот их, мозгляков, символ веры. Как был, так и остался...
Ну, а некий и вовсе безнадежный идиот из "Независимой газеты" по имени "Моссадска" из Мухосранска так и объявляет: - "Взорвали Америку, свалив на арабов, ЖЫДЫ." Точка.
В завершении, признаюсь и вам, Анастасия, и всем остальным моим коллегам, мне все больше и больше нравятся последние строки предсмертной книги Давида Дара, мужа многолауреатной Веры Пановой. Книга его, изданная в Израиле, завершается так: "Я проклял все идеи... потому что любая идея бъет в барабан и ведет за собой стадо. И стук наших копыт громче, чем стук наших сердец..."
Что же в таком случае, Анастасия, остается честному перед собой и ищущему человеку?
Никто не ответил на это лучше Данте, завершившего свою "Божественную комедию" бессмертными словами ..."l'amor che move il e l'altre stelle."
"ЛЮБОВЬ (которая) ДВИЖЕТ СОЛНЦЕМ И ДРУГИМИ ПЛАНЕТАМИ..."
Очень мне понравился "беглый" обзор Савелия.. Понравился не только откровенностью и, конечно же, своим жарким признанием в любви, на которую грешно не ответить... Но еще и своей "умудренностью", - умением плавать-лавировать в грязном болоте: Савелий быстро и продуманно промчал вскач по "чужим" газетам. А своих собственных гебистов, из МН, которые пасутся тут же, под рукой, никого не зацепил.
Вспомнился мне давний-давний разговор с корреспондентом "Правды" по Кемеровской области, которого в области, говорят, все любили, а секретарь обкома просто "носил на руках". "Секрет моего успеха, позднее признался мне, "как свой своему", этот газетчик- хитрован, в том, что я трижды в месяц критикую соседние области, а свою, куда аккредитован, разве что один раз в высокосный год."
...Вряд ли Савелий знал, насколько стар и испытан его "новый метод" Но... в критическую минуту нашелся... Молодец!
Тут вдруг появился на экране и крайне редкий гость. Под ником "казенный оптимист" - блистательный знаток русской литературы, я бы сказал, даже гурман поэтической строки, и, вместе с тем, доморощенный поэт, постоянно убеждавший и меня, и других, что он вовсе никакой не поэт, а графоман, что отчасти было верно: не нашел еще он своего поэтического стиля, да и не искал, похоже. Думаю, очень молод был этот талантливый "графоман": не сдержал он своей радости, намекнув в своем обращении ко мне, что ныне он стал главным цензором на Лубянке
"Времена меняются, Григорий!"
"Увы, выбор им сделан: ни к чему главному цензору свой стиль!"
Неслух, - начал "Оптимист" свой новый постинг, сообщили, что вы нынче в мерехлюндии, дарю вам для ободрения стихи. Пишу, что называется "с листа", экспромтом, категорически опаздывая на встречу с двойным агентом.
Назовем подарок "Из писем Нью-Йоркскому другу" (плагиат-подражание И. Бродскому)
"Нынче ветрено, деревья валит с треском.
Холод, слякоть... Изменилось всё в округе.
Смена красок этих так достала, Неслух,
Что хоть вой или беги искать подругу.
Книга тешит до известного предела
Дальше "корки" не пойдёшь, глухое дело.
Сколь же радостней прекрасное колено:
Так согреешся - не надо и поленьев.
Посылаю тебе, Неслух этот "постинг".
Что в Нью-Йорке? Как там язва? Спать не страшно?
Как Григорий? Слышал - всё играет в кости...
Молодец! Но передай, что всё напрасно.
Я живу, как чёрт в аду. Горят финансы.
Разбежалась вся прислуга. Нет знакомых.
Вместо Шубертовских песен и романсов
Лишь гуденье труб водопроводных.
Неслух, помнишь говорил нам Грибоедов:
"Слишком умным будешь - хватишь горя"?
Думаю, что надо торопиться.
Поселюсь-ка я в провинции у моря.
И от Путина далёко и от славы,
И от холода не надо колотиться.
Говоришь, что всё равно придут с облавой...
Ну и что ты предлагаешь - застрелиться?
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый бомж перед пельменной:
"Мы оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд при этом был какой-то скверный.
Был в лесу. Бродил по кухне с сигаретой.
Вот теперь над ужином "колдуем"...
Как в Афгане, друг мой Неслух, или где там?
Неужели до сих пор ещё воюем?
Помнишь, Неслух, у Григория юница?
Худощавая, с куриными мозгами.
Ты ругался с ней... Недавно стала жрица.
Жрица, Неслух, и общается с богами.
Приезжай на "Vana Tallinn" с черным хлебом.
Или сливками. Расскажешь все как брату.
Постелю тебе в саду под хмурым небом.
Если выживешь, сыграешь мне сонату!
Привет, держи хвост пистолетом!
С давней дружбой. "Оптимист".