Штрафной батальон

— Кончится это когда-нибудь, не реви, — утешал Николай Демьянович. Он и сам хотел, чтобы наступил какой-то конец. Но пусть обошлось бы все тихо и мирно, без ссор и скандалов, без огласки, а лучше пускай бы кончилось добром. — Потерпи, вот уедет Нина в отпуск, мы сообразим что-нибудь. Дверь им отдельную проломим.

— Ни в коем случае! Я теперь не согласна! Она же, нахалка, выгонит Витю, он будет жить с нами в одной комнате. Чего ради дарить ей площадь? Чтобы она устраивала свою личную жизнь у нас под носом? Я же не маленькая, вижу — она хахаля завела! Бегает к нему по воскресеньям. Сил моих больше нет глядеть на Витино сиротское спанье.

Свекровь догадывалась, что с Ниной происходит что-то такое, чего не происходило до сих пор. Словно бы приехала она к Курносовым ненадолго в гости и не желает из-за короткого срока портить отношения. Кажется, в ссоре они с Виктором, спят врозь, а разговаривает она с ним не злобно, ни свекру, ни свекрови не перечит, не замечает их косых взглядов, ходит как плавает, будто во сне, ничего не видит вокруг себя, вся в мечтаниях. Господи, не в положении ли она? Дай-то бог! Э, нет. Это уж точно нет. Ну тогда, значит, верно, есть любовничек. С чего бы она Витю с кровати прогнала?

Поделилась Калерия Ивановна наблюдениями с супругом, обозвал он ее дурой, будто Витя ему не сын. А она не вытерпела и однажды за завтраком сказала:

— Витя, пора, я вижу, приобрести вам вторую кровать. Сколько же можно гнуться тебе на диванчике?

Сын, бедняга, со стыда носом уткнулся в яичницу.

— Зачем же? — тихо возразила Нина. — Я скоро уезжаю.

— Не насовсем же! — вырвалось у Калерии Ивановны в сердцах.

— Могу и насовсем, — заявила невестка и вышла из-за стола.

— Мама, хватит! — подал голос Виктор, поперхнулся и выскочил из комнаты.

— Мать, перестань! Нина, зачем ты ей отвечаешь? — вспылил Николай Демьянович и стукнул по столу. Вся посуда зазвенела, чашка покатилась на край, чуть не разбилась, а пусть бы и разбилась на счастье, чем услышать Калерии Ивановне такое из уст супруга: — Ты же молодая умная женщина!

— Ага, а я, значит, старая дура? Спасибо, заслужила! — горько обиделась Калерия Ивановна, зарыдала громко и крикнула: — Езжай! Скатертью дорога! Хоть в Крым, хоть за Крым!

Плакала Калерия Ивановна до обеда, а потом полночи. Мужа шпыняла сквозь слезы едкими словами. Унизил ее, и перед кем?!

Николаю Демьяновичу надоело слушать и оправдываться, отвернулся и захрапел, а Калерия Ивановна всхлипывала и молила бога, чтобы привел тот Нинке уехать поскорей, лишь бы с глаз долой, лишь бы Витенька спал по-людски в своей постели, и поживут они все втроем, как прежде, своей семьей.

Наконец настал этот день.

— Провожаем мы сегодня Нину на курорт. Витя билет купил ей в мягкий вагон, — объявила на кухне Калерия Ивановна.

— Чем же она больна? Уж не чахотка ли? — встревожилась Марья Степановна. — То-то я смотрю, вроде бы спала она с лица.

— Полно выдумывать! — возмутилась Калерия Ивановна. — Еще скажи, что мы ее в чахотку вогнали! Здорова она, здорова. Едет просто полечиться в Евпатории. Мы денег не жалеем, лишь бы помогло. — И, понизив голос, пояснила: — Чтобы дети были. Поняла?

— Ах, это! Ну, это ничего. Многие женщины по этой причине лечатся, и помогает. Дай-то бог, — одобрила Марья и тут же начала плакать: — У Курносовых будут внучата, а у нас, у Митрохиных, не-е-т. Сыночек мой, Андрюшенька-а-а… — и засморкалась в передник.

— Что у тебя за привычка, Марья Степановна? По каждому пустяковому поводу ты сразу в слезы, — раздраженно заметила Калерия Ивановна.

— Сына на войне убили, пустяк, по-твоему? — громыхнула басом Митрохина. — Твой-то дома возле тебя сидит! — И снова залилась тихим жалостным плачем, причитая и приговаривая, жалея Андрюшу, сыночка, себя с Саввичем и внуков, которых не будет у них никогда…

Никитична, положив на сковородку нарезанный лук, утерла глаза и примирительно сообщила:

— А моя Катерина не хочет детей сама. Раз не от Виталика, значит, не надо ей ни от кого.

— Зря она так-то, — осудила Марья Степановна, перестав всхлипывать.

— И я говорю ей, что зря.

Провожать Нину пошли всей семьей.

Папочка в новом чесучовом костюме. Жарко, не хотел он пиджака надевать, но потом согласился: не мальчишка, а вдруг встретится кто из знакомых?

Калерия Ивановна зорким взглядом окидывала перрон.

Нина, спокойная и уже какая-то чужая, стояла у окна, как в раме за стеклом, а у Калерии Ивановны защемило сердце то ли от зависти, то ли от жалости, то ли от чувства вины. Но не гонят же они ее из дому, сама едет в отпуск, в курортный город Евпаторию.

— Говорят, там море такое мелкое, что идешь-идешь, идешь-идешь — и все по колено. Просто невозможно утонуть.

— Эх, мать, махнем-ка и мы с тобой на море на следующий год, а? — ответил Николай Демьянович на слова жены, а у ней скривились от обиды губы:

— Ты-то, отец, помахал…

А она ни разу не ездила дальше родной деревни на Яхроме. Да и то, известно, пригородным поездом, в облезлом вагоне, в обществе баб и мужиков с бидонами и мешками. Но и эти поездки были приятной суетой, и ими хвасталась Калерия Ивановна: