Помнит Виктор радость свою ребячью при виде родного двора, темной прихожей и длинного коридора с тусклой лампочкой в потолке. Забывал он сразу и лес, и речку, и деревенских приятелей, и тетю Степаниду, которая дивилась за это на московскую родню. А мать с гордостью говорила:
— Домосед будет Витя. Весь в меня.
Верно, не рвался он из дому, как другие, не манили его неизведанные пути-дороги. Дом неизменно оставался для него самым милым местом на земле.
Но теперь вот открытка от Нины (несколько строк всего: «Доехала хорошо, погода отличная. До свидания») вселила в него такую беспокойную тревогу и неприязнь к своему жилищу, какую он не испытывал никогда. Побежал бы отсюда вон, полетел бы в Евпаторию.
Непонятная ссора, продолжавшаяся более двух месяцев, похожая не на ссору, а на затянувшееся, мучительное расставание, извела Виктора. Он надеялся на примирение каждый день. А Нина, не выходя из дому, живя в одной комнате с ним, удалялась от него, замыкалась, уходила все дальше и дальше. И когда он увидел ее в окне вагона, то почувствовал, что вот сейчас теряет ее по-настоящему совсем. Он скрывал от родителей тоску по жене, уходил вечерами из дому, беззаботно напевая, но быстро возвращался и спрашивал:
— Вечерняя почта была?
— И чего, дурачок, нос повесил? И впрямь можно подумать, сокровище потерял, — пеняла мать каждый день, намекая, что они с отцом не против распроститься с Ниной окончательно.
— Может быть, Витя, и к лучшему, что детей у вас нет. Что тебя с ней связывает? Ничего. За чем же дело? Не ты первый, не ты последний. Ну, не сошлись характером, так и терпеть? Эдакого добра еще сколько хочешь найдешь на свою шею. Не велика потеря. О чем тужить?
— Перестань, мама! Надоело, — прикрикнул он однажды. — У нас с Ниной все хорошо!
И, доказывая матери, что на душе у него легко и спокойно, пошел с отцом на выступление знакомого гитариста и после концерта с этим знакомым в ресторан. И там ему было скучно, как и на концерте, и — удивительное дело — он всякую охоту к выпивке потерял.
Хорошее настроение, которое с пристрастием изображал перед родителями Виктор, заставило его поверить, что так оно и есть. Нина уехала всего-навсего в отпуск и скоро вернется, и он с букетом цветов отправится на вокзал ее встречать. А она, соскучившись за месяц, бросится к нему на шею, и снова все будет нормально. Расцелуются, вот и помирились, и не надо никаких объяснений.
Возможно, все так и произошло бы и, даже не получив телеграммы, он поехал бы с цветами на Курский вокзал встречать жену. Но отмочил он вдруг такое, чего и сам от себя не ожидал.
Отец достал горящую путевку и быстро собрался в какой-то высокоразрядный санаторий под Москвой. Мать заважничала и предвкушала, как однажды в воскресенье они с Витей поедут проведать своего папочку и будут все втроем гулять по аллеям, где гуляют — ах, страшно подумать кто. Она мечтала об этих праздничных воскресных поездках, обсуждала с Виктором, что она наденет, каких гостинцев они купят для папочки, но, проводив отца, получили Курносовы письмо от тетки Степаниды, написанное не ее рукой: «Феклуша, сестрица родная, попрощаться скорее приезжай…»
И повез Виктор мать в деревню, отпросившись с работы на пять дней. Думали они с матерью, что раньше им и не управиться, если не дай бог что. Обговорили дорогой, как продать обстановку, как избу, сколько просить и что купить на эти деньги. Приехали. А тетка Степанида, худая и бледная, чуть пошатываясь, всплескивая часто руками, улыбаясь и прося прощения, спешила к ним навстречу с крыльца.
Посмеялся Виктор в душе, да и вслух прорывалось, но рад был очень. Любил он тетку, и, вероятно, от радости смелое решение пришло на ум. Распил поллитровку со своими одногодками, с Васькой и Сенькой, что двое на всю деревню воротились с войны, переночевал в сарае на душистом матрасике, оставил мать скучать и ссориться с сестрой, а сам утренним автобусом махнул на станцию — и в Москву! Счастливая мысль мелькнула сразу, когда он увидел тетку живой и здоровой: «У меня еще пять дней почти впереди!»
Не заезжая домой, помчался с Савеловского вокзала на Курский, простоял два часа в очереди, длинной и на первый взгляд безнадежной, а спал уже на верхней полке в купе. Какое спал! Лежал всю ночь с открытыми глазами, ощущая едкий и приятный холодок в груди. Как посмел, не спросившись ни матери, ни отца? Эх, и бурю подымет мамуля. Ну, покричит, не без того. Была не была!
Смежил веки лишь на рассвете, легким и теплым пришел к нему сон из-за посветлевшего окна. Оранжевый шар, отпихивая низкую тучу, подымался далеко-далеко на краю степи. Пролетала мимо размеченная телеграфными столбами, просыпающаяся земля, и где-то там, в конце ее, в чужом городе на берегу моря спит сейчас Нина… Но как же он ее найдет? Нина поехала без путевки, а на открытке обратного адреса нет. Подумаешь, не заграница — разыщет. Пойдет в курортное управление. Должны же где-то быть какие-то списки отдыхающих? Найдет!