– Достаточно! – хмуро прервал ротный, не дослушав его до конца. Неприязненный тон Курбатова дал понять ему, что беседы по душам, как задумано, с командирами взводов не получится, если не придать ей другого направления.
И он поспешил сгладить неловкость, заговорив с Акимовым, а затем с Колычевым и Бадаевым. Стал расспрашивать, что за люди во взводах, чему обучены, как с дисциплиной. Под конец приказал взять на учет бывших членов партии и комсомольцев и списки представить ему без промедления.
Вполне оценив обходительность и доброжелательность нового ротного, то есть чисто человеческие его качества, Павел в то же время не изменил своего первоначального мнения о нем и расположением не проникся, скорее наоборот. Слишком неказистым, мало подходящим для условий штрафной роты показался ему Суркевич. Охотно соглашаясь, что артиллеристом он мог быть и неплохим, Павел, однако, как ни пытался, не мог представить его в роли командира и воспитателя сотни людей с весьма непростыми характерами. На этом месте представлялся ему человек совершенно иного склада.
– Без головы они там наверху, что ли? – вслух высказал он свои сомнения, когда все четверо взводных возвращались назад. – Неужели никого более подходящего подобрать было нельзя. Батальон-то ведь штрафной…
– Таких хлюпаков только сюда и направлять! – с пол-оборота завелся желчный Курбатов, кривя сухое нервное лицо. – Двойная выгода.
– Не понял что-то я, объясни! – сдержанно переспросил Павел.
– Наивный ты человек, Колычев! – не справляясь с раздражением, заговорил Курбатов. – Да в любой другой части от такого Суркевича потребуется, чтобы он головой соображал, людей и технику берег. А в штрафном проще простого. «Вперед!» – и все тут. Ни думать, ни бояться. Даже за потери никто не спросит. Чем больше нас перебьют по его милости – тем лучше. Воздух станет чище…
– Ну, ты это брось! Говорить – говори, да не заговаривайся! Такими вещами, знаешь, попусту не бросаются.
– А это так командир пятой роты Доценко своим солдатам популярно объяснил. В назидание, так сказать…
– Ну и что с того? Мало ли чего по запальчивости да по глупости ляпнуть можно. Своя голова для чего на плечах – только продолжением шеи, что ли, служит?
– Да кому она нужна, штрафная кровь?! Кто ее, скажи, жалеет? – ожесточаясь, возразил Курбатов. – Плевать на нее хотели – бесценок!
– Брось, Глеб, горячку ведь несешь. И сам не хуже меня это знаешь. Закусил удила и городишь черт-те что. Как это, кровь – бесценок? Соображаешь, что говоришь?
– А иди ты знаешь куда?! Поучи свою бабушку, а меня не надо.
Курбатов сердито замолчал, Павел тоже. Акимов и Бадаев в спор не вмешивались, держались позади. Так и разошлись по взводам: первые двое – насупленные, непримиренные, вторые – смущенные таким непростым разговором.
Сигнал тревоги врасплох не застал. Накануне беспроволочный солдатский телеграф известил точно: в ночь батальон выступает на передовую. Устраиваясь на ночлег, заранее собрали и увязали вещмешки, порядком сложили обувь в проход, чтобы все было под рукой.
Вынырнув, как и положено взводному, первым из сутолочной бранящейся тесноты землянки, Павел торопил людей в строй. Не дождавшись вечно последнего Яффу, бросился с докладом к Суркевичу.
На огромном, поглощенном непроглядной тьмой пространстве, пришедшем в движение, слышались требовательные командирские голоса, шум тяжелой беспорядочной беготни и суматохи. Всюду, где во мраке угадывалась колыхавшаяся масса солдатского строя, запаленно сипели и откашливались люди, ярились на отставших.
В глубине слившейся с землей черноты, там, где пролегал проселок, приглушенно урчали моторы грузовиков, тускло посвечивали затемненные фары. В направлении к ним удалялись шагавшие на посадку солдаты.
Суркевич приказал выводить взвод на дорогу, к машинам. Павел слышал, как подгонял и распекал он затем Акимова, прибывшего с докладом позже остальных взводных.
Второй роте выделили под погрузку четыре «Студебеккера», по одному на взвод. Тесновато, но терпимо. В кабине первой машины поместился старший лейтенант Суркевич, во второй обосновалась ротный санинструктор старшина Малинина, в третьей и четвертой – Акимов и Курбатов. Павел предпочел ехать наверху, с товарищами.
Кузов грузовика взяли штурмом: наградой за расторопность служило место на откидных сиденьях. Проследив за погрузкой, Павел полез через борт последним. Не успел распрямиться, как со всех сторон послышалось:
– Давай до кучи, взводный! Потеснимся малость…
– Притуляйся до нас, Колычев, бронь приберегли!.. Малое дело – место в машине. – Павел мог бы своей властью освободить для себя любое, но все-таки приятно, когда люди сами, по своей охоте о тебе заботятся.
Разглядев Махтурова, протиснулся к самой кабине, вклинился между ним и Кусковым. Можно было ехать. Но приказа на отправку колонны почему-то не поступало. Судя по усилившемуся шуму голосов в хвосте колонны, посадка солдат там застопорилась.